nothing is true - all is allowed
За окном темно, лишь нежно-голубые переливы сверкающих в лунном свете сугробов, и падающий лебяжьим пухом, невесомый снег. Тихо, ни звука, все обитатели дома спят, в эту четвертую ночь нового года. Свернувшись в клубок, и уткнув розовый нос, в свой пушистый хвост, на изголовье старого кресла, дремлет кошка. Тут же, у кресла, на белом, мягком ковре, положив морду на лапы, и вытянувшись во всю длину, спит пес. Дети и взрослые, спят в своих кроватях, укрывшись, тяжелыми, душными одеялами, и укутываясь в них словно в кокон. Спят даже мыши, вечно возящиеся под полом, словно не смея нарушить этот зыбкий покой, словно даже они знают, что в эту ночь должна явиться та, чье имя Берегиня.
Только один раз, на четвертую ночь, вошедшего в свои права, нового года, в тот момент, когда все обитатели дома засыпают и видят десятые сны, Берегиня является в этот мир во плоти. Все остальное время, она бестелесна, и никто ее не может увидеть или услышать, она прозрачна и невесома, тиха и не осязаема, и кажется, что ее и вовсе нет. Но это не так – она всегда и везде рядом, неустанно следит за порядком. Лишь раз в год, в канун сочельника, ей позволено явиться в мир в настоящем образе, для того чтобы она смогла вновь утвердить свои права, над домом и живущими в нем людьми, которых она опекает, и охраняет от невзгод и болезней.
С тихим потрескиванием, ломающегося тонкого стекла, окно покрывается завораживающим, морозным узором, от краев к центру, превращаясь в матовый, искрящийся витраж, с диковинными лапами елей, невиданными доселе резными листьями витиеватых деревьев, серебристыми тропами, и синей глубиной, выросшего в одно мгновение, сказочного леса. Остается лишь маленькая проталинка, не больше созревшей головки мака, ровно по середине, через которую в комнату, льется лунный свет. Входная дверь, обрастает инеем изнутри, покрывается слоем карамельно-молочного льда, лишая возможности войти и выйти кому бы то ни было. По углам комнаты начинают сгущаться тени, мягкими, живыми клубками, темным, вскипающим паром, над несуществующим котлом. Слышится легкий, переливистый звук, словно за замерзшим окном, раскачиваются серебряные лепестки «музыки ветра». И в этот момент, тени в углах опадают, и устремляются, быстрыми, темными ручьями, к месту в комнате, куда падает лунный луч света. Ручьи переплетаются, с ним, растворяясь и смешиваясь, образуют бесшумный, маленький смерч, который становится выше и больше, пока не достигает роста взрослого человека. Затем вращение замедляется, вплоть до полной остановки, не растворившихся обрывков теней, и клочьев лунного света, еще несколько мгновений, они просто висят в воздухе, после чего, медленно и бесшумно, опадают вниз, открывая взору, мерцающий силуэт, обнаженной девушки.
Ее контуры становятся четче. Вся она словно вырезана из большого куска, холодного мрамора. Без изъяна и порока. Голову украшают белоснежные, загнутые к низу рога, а лицо скрыто за фарфоровой маской, из черных глазниц которой, взирает сама вечность. Она медленно поворачивает голову, осматривая комнату, и серебряные нити, с нанизанными на них хрустальными бусинками, колышутся, свисая с рогов, распространяя трепещущие, негромкие вибрации, которые тут же наполняют собой все вокруг, все пространство и воздух. Девушка медленно поднимается на носочки, и делает невесомый шаг, будто паря над полом. Подходит к новогодней ели, убранной мерцающими огоньками гирлянды, и большими стеклянными шарами. Подносит руку снизу к одному из шаров, как к растущему на ветке яблоку, и сжимает раскрытую ладонь в кулак. Пальцы проходят, сквозь елочный шар, словно дым, шар лишь слегка качнулся, и замер на колючей, еловой ветке, отражая в себе всполох огонька гирлянды, и взгляд, темных глазниц фарфоровой маски.
Дремлющая на кресле кошка, приоткрыла глаза, и узнав ежегодную гостью, хотела было мурлыкнуть в знак приветствия, но Берегиня, поднесла указательный палец к губам маски, и медленно покачала головой. Кошка обиженно зевнула, и устраиваясь поудобнее, облизнула свой нос и вновь закрыла глаза.
Девушка на носочках подошла к кошке, и невесомо ее погладила:
-Спи… - раздался чуть приглушенный хрустальный голос Пустоты, - не нужно тревожить остальных.
Берегиня проплыла над полом возле потухшего камина, через холл, коридор, к входной двери. Ее руки взметнулись вверх, и резко опали, ледяная глазурь, покрывавшая дверь изнутри, тихонько треснула, и почти бесшумно, осыпалась, молочной крошкой на пол. Девушка протянула руку к двери и начертала на ней указательным пальцем неизвестные символы и письмена, светящиеся в темноте, бледно-розовым и голубым светом, затем она молча постояла, проводя ладошкой по горящей, только начертанной ею, вязи, будто ее протирая, и после небольшой паузы, произнесла:
-Я заявляю свои права, на этот дом и его обитателей, до истечения срока, они находятся под моей защитой, и под моей опекой. Никто не смеет нарушить их покой, ни явно, ни тайно, горе и страдания, болезни и нищета не приблизятся к этому дому. На том мое слово дано, и да будет так, на весь пришедший год…
После этих слов, Берегиня развернулась, и не оборачиваясь, проплыла в центр комнаты. Остановилась. Вокруг было по-прежнему тихо, и зимний сумрак ночи, обволакивал дом изнутри. Берегиня медленно осмотрелась вокруг, и со словами: «Да будет так…» растворилась в воздухе.
Проталина на покрытом, морозным узором окне, увеличивается в размере, пропуская в комнату все больше и больше лунного света, пока полностью не освобождает стекло, от алмазной росписи, сказочного леса, и вот уже не осталось и следа, лишь несколько капель прозрачной влаги, словно после дождя, скатились вниз по стеклу.
В темном, дальнем углу, послышался тонкий писк, и обычная возня мышей. Кошка, повела ухом, затем открыла глаза, и прижавшись к полу, проскользнула к месту откуда доносился звук, где и засела в засаде.
Ни что не напоминало о ночном визите, необычной гостьи, словно ее и не было. Ее видела только кошка, и она конечно же могла бы о ней рассказать, всем обитателям этого дома, но кошки обычно молчат, свята храня в себе, сакральные тайны.
Только один раз, на четвертую ночь, вошедшего в свои права, нового года, в тот момент, когда все обитатели дома засыпают и видят десятые сны, Берегиня является в этот мир во плоти. Все остальное время, она бестелесна, и никто ее не может увидеть или услышать, она прозрачна и невесома, тиха и не осязаема, и кажется, что ее и вовсе нет. Но это не так – она всегда и везде рядом, неустанно следит за порядком. Лишь раз в год, в канун сочельника, ей позволено явиться в мир в настоящем образе, для того чтобы она смогла вновь утвердить свои права, над домом и живущими в нем людьми, которых она опекает, и охраняет от невзгод и болезней.
С тихим потрескиванием, ломающегося тонкого стекла, окно покрывается завораживающим, морозным узором, от краев к центру, превращаясь в матовый, искрящийся витраж, с диковинными лапами елей, невиданными доселе резными листьями витиеватых деревьев, серебристыми тропами, и синей глубиной, выросшего в одно мгновение, сказочного леса. Остается лишь маленькая проталинка, не больше созревшей головки мака, ровно по середине, через которую в комнату, льется лунный свет. Входная дверь, обрастает инеем изнутри, покрывается слоем карамельно-молочного льда, лишая возможности войти и выйти кому бы то ни было. По углам комнаты начинают сгущаться тени, мягкими, живыми клубками, темным, вскипающим паром, над несуществующим котлом. Слышится легкий, переливистый звук, словно за замерзшим окном, раскачиваются серебряные лепестки «музыки ветра». И в этот момент, тени в углах опадают, и устремляются, быстрыми, темными ручьями, к месту в комнате, куда падает лунный луч света. Ручьи переплетаются, с ним, растворяясь и смешиваясь, образуют бесшумный, маленький смерч, который становится выше и больше, пока не достигает роста взрослого человека. Затем вращение замедляется, вплоть до полной остановки, не растворившихся обрывков теней, и клочьев лунного света, еще несколько мгновений, они просто висят в воздухе, после чего, медленно и бесшумно, опадают вниз, открывая взору, мерцающий силуэт, обнаженной девушки.
Ее контуры становятся четче. Вся она словно вырезана из большого куска, холодного мрамора. Без изъяна и порока. Голову украшают белоснежные, загнутые к низу рога, а лицо скрыто за фарфоровой маской, из черных глазниц которой, взирает сама вечность. Она медленно поворачивает голову, осматривая комнату, и серебряные нити, с нанизанными на них хрустальными бусинками, колышутся, свисая с рогов, распространяя трепещущие, негромкие вибрации, которые тут же наполняют собой все вокруг, все пространство и воздух. Девушка медленно поднимается на носочки, и делает невесомый шаг, будто паря над полом. Подходит к новогодней ели, убранной мерцающими огоньками гирлянды, и большими стеклянными шарами. Подносит руку снизу к одному из шаров, как к растущему на ветке яблоку, и сжимает раскрытую ладонь в кулак. Пальцы проходят, сквозь елочный шар, словно дым, шар лишь слегка качнулся, и замер на колючей, еловой ветке, отражая в себе всполох огонька гирлянды, и взгляд, темных глазниц фарфоровой маски.
Дремлющая на кресле кошка, приоткрыла глаза, и узнав ежегодную гостью, хотела было мурлыкнуть в знак приветствия, но Берегиня, поднесла указательный палец к губам маски, и медленно покачала головой. Кошка обиженно зевнула, и устраиваясь поудобнее, облизнула свой нос и вновь закрыла глаза.
Девушка на носочках подошла к кошке, и невесомо ее погладила:
-Спи… - раздался чуть приглушенный хрустальный голос Пустоты, - не нужно тревожить остальных.
Берегиня проплыла над полом возле потухшего камина, через холл, коридор, к входной двери. Ее руки взметнулись вверх, и резко опали, ледяная глазурь, покрывавшая дверь изнутри, тихонько треснула, и почти бесшумно, осыпалась, молочной крошкой на пол. Девушка протянула руку к двери и начертала на ней указательным пальцем неизвестные символы и письмена, светящиеся в темноте, бледно-розовым и голубым светом, затем она молча постояла, проводя ладошкой по горящей, только начертанной ею, вязи, будто ее протирая, и после небольшой паузы, произнесла:
-Я заявляю свои права, на этот дом и его обитателей, до истечения срока, они находятся под моей защитой, и под моей опекой. Никто не смеет нарушить их покой, ни явно, ни тайно, горе и страдания, болезни и нищета не приблизятся к этому дому. На том мое слово дано, и да будет так, на весь пришедший год…
После этих слов, Берегиня развернулась, и не оборачиваясь, проплыла в центр комнаты. Остановилась. Вокруг было по-прежнему тихо, и зимний сумрак ночи, обволакивал дом изнутри. Берегиня медленно осмотрелась вокруг, и со словами: «Да будет так…» растворилась в воздухе.
Проталина на покрытом, морозным узором окне, увеличивается в размере, пропуская в комнату все больше и больше лунного света, пока полностью не освобождает стекло, от алмазной росписи, сказочного леса, и вот уже не осталось и следа, лишь несколько капель прозрачной влаги, словно после дождя, скатились вниз по стеклу.
В темном, дальнем углу, послышался тонкий писк, и обычная возня мышей. Кошка, повела ухом, затем открыла глаза, и прижавшись к полу, проскользнула к месту откуда доносился звук, где и засела в засаде.
Ни что не напоминало о ночном визите, необычной гостьи, словно ее и не было. Ее видела только кошка, и она конечно же могла бы о ней рассказать, всем обитателям этого дома, но кошки обычно молчат, свята храня в себе, сакральные тайны.