nothing is true - all is allowed
-Скучно мне, - произносит высокий и статный черноволосый мужчина с курчавой бородой. Его руки делают определенные пассы и движения, между ладоней возникают, потрескивающие искры, слабое голубоватое свечение, замутненная перспектива преломляется, закручивается спиралью, образует сферу, и когда она готова уже вот-вот лопнуть подобно большому мыльному пузырю, ловкие пальцы, стряхивают ее с рук, и та податливо летит в бездну, - скучно…
-Не то слово, - отвечает ему другой, такой же высокий и такой же статный мужчина, но светловолосый и без бороды. В его руках, вырастает сфера, наполненная мокрой зеленью, черным жемчугом, сурьмой, липким суслом и стонущим звуком, - просто скукотище…
-Мне скучно, бес! - выкрикивает первый, и оба заходятся громким, гортанным смехом...
Проходит время, разно-наполненные шары, методично срываются с двух пар рук, и с легким, чуть слышным свистом, уносятся в голодную, но живую копошащуюся бездну, расположенную сразу же за рваным краем, мраморного пола…
Ш-ш-ш-а-х…. Ш-ш-ш-а-х…. Ш-ш-ш-а-х…. Ш-ш-ш-а-х….
Это место выглядит весьма странно – некий гигантский уступ, за ним только растрескавшийся гранит, с мерцающими, словно живыми, вкраплениями розовой слюды. Самой вершины скалы, не видно, она теряется в пелене плотных и очень низких свинцовых туч, которые в свою очередь вспыхивают изнутри редкой морзянкой, беззвучных молний. Все кажется естественным, кроме пола самого уступа, он явно рукотворен, и выстлан белым мрамором, с голубыми прожилками вен, словно бледные ляжки тромбофлебитной куртизанки. На уступе, и находятся два античных мужа, с телами которым позавидовал бы сам Давид, сотворенный некогда Микеланджело, в порыве душевной страсти к несуществующим статным мужчинам и холодному эректильному мрамору. Они облаченные в белоснежные тоги с сапфировыми пряжками, и сандалии из кожи первородной Иракской лани. И именно за краем уступа, начинается эта «живая» бездна, в которую и летят наполненные сферы.
-Гипноз? – произносит светловолосый, бросая взгляд из-за плеча на темноволосого.
Молчание… Тот к которому обращались, не повел даже бровью, продолжая создавать сферы между ладоней.
-Гипноз, - не унимался первый, - ну давай сыграем, скучно же, как у бога подмышкой…
-Не смеши меня, Морфей, - спокойно ответил темноволосый не оборачиваясь, - с тобой играть что ситом воду таскать, ты постоянно мухлюешь. Не было ни разу, чтобы ты сыграл по правилам.
В этот момент, уже почти готовый шар, выскользнул из его рук, и, упав на мраморный пол, лопнул, с хлюпающим звуком, сломанного в драке носа, затем он растекся бесформенным пятном, зловонно испаряясь, зашипел, поменял свой изначально лиловый цвет на ярко-розовый, удушливо-зеленый и через несколько мгновений исчез.
Морфей гоготнул, и, подойдя ближе к Гипнозу, снисходительно похлопал его по плечу:
-Чего ты там намешал?
-Да так, всего по не многу, - Гипноз задумчиво смотрел на то место, где еще совсем недавно находилась вязкая лужа.
-Да уж… Неужели сдаешь?
-Не дождешься, - Гипноз, зло, сбросил руку Морфея со своего плеча, и вперил взгляд, в две равнодушные льдинки глаз. Брови Морфея взмыли вверх, и с полуулыбкой на губах, он произнес:
-Ну-ну. Спокойнее, друг мой, спокойнее.
Гипноз отстранился, и сгорбив плечи, медленно поплелся, к краю уступа. Остановившись в месте где, половой мрамор, рваными краями перетекал в голую скалистую породу, уходящую вертикально вниз, он устало сел, погрузи свои ноги в черную кипящую бездну. Морфей проводил его взглядом, затем щелкнул пальцами, и в воздухе материализовалась беззвучная молния. Он еще немного постоял, вдыхая чистый озон, и не спеша направился к Гипнозу. Садясь рядом с ним, он произнес:
-Ну, что, играем? Обещаю, в этот раз придерживаться правил.
-Правил? – усмехнулся Гипноз, - я до сих пор, даже не был уверен, есть ли это слово в твоем словарном запасе.
-Теперь есть, - улыбнулся Морфей, - я постоянно самосовершенствуюсь.
Молчание…
-Но ведь скучно же, черт побери!!!
-Ну и на что мы будем играть? – сдался Гипноз, пожевывая неизвестно откуда взявшуюся травинку.
-Давай просто сыграем, и все - на победителя. Проигравший прокричит три раза кукареку, а выигравший от души над этим посмеется.
Гипноз пожал плечами:
-Но, ты прекрасно знаешь, что если я и проиграю, то паясничать не стану.
-Знаю, и мне все равно. Просто… Скучно!
-Черт с тобой, давай. Какие правила?
-Да какие правила, - воскликнул Морфей, - как всегда, летаргический сон и… вперед! А если что не так, по ходу разберемся, чай не впервой.
Морфей протянул руку, ладонью вверх, и Гипноз вяло хлопнул по ней своей, в знак согласия…
* * *
Для Влада, сегодняшний день выдался прескверным, впрочем, это скорее уже стало нормой, так как вчерашний день, да и тот что шел перед ним, был ничем не лучше. Вначале, эта крашеная дура, с кукольной прической, и раскосыми как у мартовского зайца глазами, пожаловалась начальнику, что Влад ее постоянно домогается. Подумаешь, хлопнул один раз по заду, небось не убудет, и вообще это должно было бы ей польстить, что на нее еще кто-то обращает внимание. И стоило из-за этого затевать скандал? Ах да, еще та новогодняя вечеринка, но там у него была отговорка, он был смертельно пьян, а она чересчур вызывающе, откровенно одета. Да и вообще, что это такое «домогается», в конце концов, она женщина, а он мужчина, и если бы они занялись сексом ни сходя с места, то это было бы естественно и даже здорово, но видите ли ей эта мысль пришлась не по вкусу, когда он ее озвучил в темном углу, хватаясь за ее пышную грудь, и поспешно расстёгивая молнию на ширинке своих брюк. А вообще могла бы так и сказать, а не хлестать его по щекам, и с визгом бежать жаловаться в отдел кадров. Но, эти объяснения не устроило, начальство Влада, равно как и его систематические опоздания на работу, и ему было поставлено на вид, с обещанием выставить из учреждения, при первой же жалобе, не важно от кого, или же при малейшей оплошности. Потом позвонил его друг, и сказал, что их дело, которым они хотели заняться, сгорело синим пламенем, а попросту, их кинули на деньги. И так как эти деньги были взяты Владом в долг, под очень большие проценты, и на весьма короткий срок, у местного, малознакомого авторитета, то со дня на день можно было ожидать прихода, специалистов по возвращению долгов. И их доводы в виде раскаленного паяльника и горячего утюга, будут весьма убедительны. Но проблемы это не решит – денег нет, и взять их не у кого. А дальше что? Бежать из города, из этой страны? Так ведь не вариант, все равно найдут, даже если ты сменишь пол, и уедешь к белым медведям на ПМЖ. Мысли совсем не веселые, и честно признаться, вся эта заваруха с петтингом, домогательством и выговором начальства, вообще мышиная возня под кроватью, по сравнению с той финансовой проблемой в которую он влез всеми ногами. Оставался еще один вариант, если он поползает на коленях перед Марго, и в конце концов сделает ей предложение выйти за него замуж, то может быть его новоиспеченный тесть, в лице прокурора области, как-нибудь и сумеет замять грешки своего любимого зятя. Но тут придется вывернуться наизнанку, и выгорит ли что-нибудь из этой затеи или нет, одному богу известно. Но во всяком случае, вариантов других больше не было.
День оказался не просто прескверным, а очень и очень паскудным. Но что самое поганое, это то, что он еще не закончился, и Влад чувствовал просто нутром, это еще не все сюрпризы - что-то не хорошее шевелилось внутри, и наматывало нервы на леденящий бур стоматолога…
Открыв дверь своей маленькой, но уютной квартиры, Влад вошел в коридор, и на встречу ему, с жалобным мяуканьем выбежал большой, толстый кот, кастрированный перс, по кличке Блюз.
-Да, да, я знаю, что забыл тебя покормить, - произнес Влад, отбрасывая ногой кота в сторону. Тот грузно шмякнулся на пол, и обиженно поджав хвост с поникшими усами, и глазами, выражающими всю скорбь кошачьего племени, поплелся к миске с водой. Влад устало разулся, и бросив ключи в карман висящего на вешалке плаща, прошел в комнату. Его внимание привлек белоснежный лист бумаги, исписанный размашистым женским почерком, который одиноко лежал на пустом журнальном столике. Внутри как-то не хорошо все сжалось, и неприятный холодок пробежал по спине. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, и медленно побрел на кухню. Достав из холодильника бутылку водки, Влад взял стакан, и вернулся в комнату. Стараясь не смотреть, на то место где лежит записка, он налил на три пальца в стакан водки, и залпом ее выпил. Затем, продолжая держать бутылку в руке, поставил стакан на столик и поднял исписанный лист. Без сомнения, это был почерк Марго – красивые, чуть ли не каллиграфичные буквы выстраивались в слова и предложения: «Мне все это надоело. Твои вечные отговорки и недомолвки, твои ночные скитания по шлюхам и беспробудное пьянство. Я ухожу! Живи, как знаешь, как хочешь, как можешь. Между нами все кончено. Не ищи меня».
-Стерва! – выкрикнул Влад, и не допитая бутылка водки, полетела в стену, и, разбившись мелкими стеклянными брызгами, растеклась на обоях мокрой кляксой, - стерва, стерва, стерва…
* * *
-Ну, как? Подойдет? – спросил Морфей.
-А не все ли равно? Вполне, - ответил Гипноз.
* * *
Влад рухнул на рядом стоящий диван, мысли копошились в голове, клубком скользких червей, только сейчас он почувствовал, как от всего устал. Устал от постоянной нервотрепки и напряжения, устал бояться и искать выход. Хотелось только одного, сбежать куда-нибудь, чтобы тебя никто не смог найти, закрыться где-нибудь, с какой-нибудь смазливой девчонкой и бутылкой пойла, и не выходить на свет божий месяц, год, всю жизнь. Так и сдохнуть в пьяном угаре и с бабой на члене. Может позвонить Аньке? Его рука потянулась за трубкой, и машинально набрала номер подружки. Через семь гудков, на другом конце, ответил женский, чуть хрипловатый голос:
-Да, я слушаю…
-Здравствуй, моя нежная сволочь, - произнес Влад, - мне очень херово.
-Ой.… Это ты?
-Я… и мне нужно тебя увидеть.
Влад услышал легкое потрескивание и шуршание, доносящийся из трубки, и через секунду, слишком поспешный и нервный голос своей любовницы:
-Извини… не сегодня… я сегодня не смогу… ко мне мама приехала…
-Мама? Какая…
Но в трубке уже звучали короткие гудки.
-Мама!? – завопил Влад в равнодушную телефонную трубку, - твою маму третий год катают на инвалидной коляске в доме престарелых! Я сам, собственноручно помогал тебе ее туда устроить! И ты ни разу за эти три года, у нее не была!
Он с остервенением и пеной у рта, отшвырнул трубку телефона:
-Сволочь! Какая же ты сволочь! Скотина, блядская. Сказала бы как есть, что трахается с очередным кретином. Сволочи, все сволочи и подонки, все, все, ВСЕ!!!
Он откинулся на подлокотник, и закрыл глаза рукой.
Вдруг в голове стало легко и спокойно, веки налились тяжелым свинцом, мягкое, окутывающее тепло, расползлось по всему телу, а в ушах прозвучал многоголосый шепот:
-Сон… Сон… Сонм… Сонм… Сон… Сон – роза… Сон… Роза… так говорили в Персии. Сон - роза… Сон… Сонм… Сон…
И сопротивляться этому, уже не было ни сил, ни желания – Сон… Роза…
Сон первый
Он идет по дышащей жаром, от недавнего дневного солнца, пустой улице. Он жил здесь когда-то. Когда-то очень давно, еще в детстве. Ни каких многоэтажек и новостроев, только маленькие деревянные домишки, разбросанные хаотично, в зарослях хмызняка и ясеня. Растрескавшийся старый асфальт, он не черный как сейчас, он серый, с вкраплениями мелких камушков, как тогда из детства, серый асфальт и мелкие стеклышки, камушки, песчинки, соринки, травинки. Голова Влада была опущена, ноги с трудом переставлялись, а в области сердца что-то ныло, словно кто-то вогнал сжал его в кулак, не желал отпускать. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, каждый вздох с болезненной дрожью. Тихо отдавался, звук каблуков, в воздухе, наполненном мелкой мошкарой и запахом полусгнивших железнодорожных шпал, который доносился сюда из тупикового откоса, где стояли, обрастая мхом, полу сгоревшие, железнодорожные вагоны. Влад остановился, долго стоял, глядя, не понимающим взглядом, на снующих в асфальтной трещине, рыжих муравьев, и силился вспомнить, как он здесь оказался, и куда идет. По пустой проезжей части проехал велосипед - рыжая и курносая школьница, весело смеясь, налегала на педали, а за ней бежала свора бродячих собак, безрезультатно клацая в воздухе желтыми клыками, в попытке достать обнаженные, молочные пятки, юной нимфетки. Все это продолжалось не более десяти секунд, но Влад успел заметить, разорванное в кровь колено велосипедистки, ее развевающуюся на ветру темно-зеленую ленточку, из растрепавшейся косы, он увидел, что у одной собаки, перебита передняя лапа в пястном сочленении, и при каждом прыжке, сустав собаки, не естественно взмывает вверх, хотя должен была опускаться вниз. Вся эта процессия, проплыла практично беззвучно, в воздухе остался только отголосок звонкого смеха, и скрип старого, велосипедного колеса. Влад вышел на проезжую часть, и ощутил ускользающий шлейф запаха, взмокшего от пота юного тела с примесью псарного смрада.
Вокруг было пусто, ни одного человека, ни одной машины. Тихо позвякивая, и робко мерцая, зажглись ртутные уличные фонари, к которым сразу же устремился рой безмозглых насекомых, где и начал отплясывать безумный танец, роняя размытые тени, и хлопающие звуки, ударов крыльев о раскаленное стекло лампы. Влад задумчиво посмотрел вверх, на эту дикую пляску, и медленно опустился на еще теплый асфальт, почувствовал, как под его пальцами рук, пополз липкий гудрон, как он приклеивается срастаясь с асфальтом. Не смотря на всю абсурдность своего положения, ему стало комфортно, и удобно. Недавняя боль в сердце, исчезла, дрожь пропала. Лежа лицом вверх, и наблюдая как по небу ползут тяжелые тучи, он порылся в кармане пиджака и вытащил из него сигареты, не глядя, прикурил от зажженной спички, выпустил облачко дыма, и отбросил догорающую спичку в сторону. В промоине туч, показалась кроваво-красная луна…. Луна? Конечно, ведь уже ночь. Почему она красная? В каком кровавом море она купалась? Почему-то она его раздражала, раздражала всем – своим ликом, своим искаженным мерцанием, своим существованием. Влад сделал последнюю затяжку, и щелчком, отправил окурок в небо, пытаясь попасть в переносицу угнетающей его луны. Окурок назад не вернулся, застряв где-то на полпути в небесной тверди. Но Влад этому не удивился, лишь тихо хмыкнул, мелено поднялся, чувствуя, как с липким шорохом отрывается ткань пиджака и брюк от застывающего гудрона, и побрел дальше…
Так он дошел до своего дома, в котором некогда жил.
Подойдя к двери, он не обнаружил в кармане ключей, да они, в общем, то и не понадобились, дверь была приоткрыта, Влад легонько толкнул ее ногой, она отворилась, и на пороге появился его отец:
-Неужели так трудно, хотя бы раз придти вовремя, - произнес он тоном, не терпящим возражений.
-Я не понимаю тебя, - устало ответил Влад, и попытался просочиться внутрь.
-Совсем мозги пропил, - в голосе отца зазвучали металлические нотки, - может ты забыл, что умерла твоя бабушка, и сегодня ее похороны.
Влад ошарашено присвистнул, замерев от неожиданности на месте, у него было такое чувство, что они ее уже хоронили, и довольно давно, но он не стал перечить своему отцу:
-Я не знал.
-О черт! – взвизгнул фальцетом отец, и, схватившись за голову, выскочил из дома на улицу.
В это же время возникла, взволнованная мать, с ярко-алым пятном, на белоснежном фартуке. В ее руке, сверкал большой разделочный нож, а из кухни, которую она только что покинула, доносился младенческий плач. Она посмотрела в след убегающему отцу, и захлебываясь со слезами, прошептала:
-Не надо, только не сегодня, не нужно все портить… - затем она посмотрела на стоящего в недоумении Влада, и произнесла, - Влад, сыночек, попрощайся с бабушкой, она лежит там, на столе, в зале, твои сестры ее сейчас одевают.
-Может лучше потом, - попробовал возразить он.
-Нет, - истерически завопила мать, от чего Влад отшатнулся в сторону, и затем уже гораздо тише и ласковее добавила, - потом будет поздно, иди прямо сейчас, ведь она тебя так любила.
Мать протянула к сыну руку с ножом, и, обняв его за шею, затряслась от рыданий.
-Хорошо, хорошо, - ответил Влад, пытаясь, освободится от материнских объятий, - я пойду, и прямо сейчас с ней попрощаюсь.
С трудом оторвав от себя, повисшую на шее мать, он направился в комнату, из которой доносились голоса и смех его сестер. Как и говорила мама, бабушка лежала на столе, нелепо скалясь съеденными зубами, в облупившейся потолок. Две родные сестры Влада, Светка и Маринка, одевали на голое старушечье тело усопшей, полупрозрачное, кружевное белье. И тут он вспомнил, что еще за долго до своей кончины, бабушка дала распоряжение в какой одежде ее хоронить, именно в кружевном белье со свадебной фатой. Сестрички Влада тихо хихикнули, когда белоснежный кружевной чулок, порвался на сухонькой, бабушкиной ноге. Светка вскочила с колен, состроила смешную рожицу Владу, и подбежала к стоящей на комоде, шкатулке с нитками. В то время как она вставляла, суровую черную нить, в ушко кривой хирургической иглы, Маринка отчаянно боролась с приступом охватившей ее зевоты, при этом она громко шмыгала носом, и вытирала его о фату, приготовленную для бабушки. Влад немного постоял, но поняв, что процесс с облачением бабушки затянется еще надолго, подошел к гробу, стоящему тут же на полу, и сел в него. Светка, наконец, справилась с непослушной иглой, и, юркнув к мертвому телу, принялась накладывать, грубые стежки, на подобии секционных швов, которыми пользуются патологоанатомы, на шелк чулка, а чтобы ткань не ползла, она прошивала ее вместе с ногой, и каждый, раз, когда иголка погружалась в сморщенную кожу бабушки, сестры буквально давились от смеха, и трясясь, бились головой о стол. Владу все это порядком надоело, и, отвернувшись от них, он лег в гробу, свесив одну ногу за его пределы. Гроб пах свежей сосной, и пыльной обивкой. Изучая изъяны обивочной ткани, Влад услышал, как что-то с грохотом упало, и сестры разразились оглушительным смехом. Неужели это упала бабушка? Он не пошевелился, чувствуя безумную усталость и безразличие к происходящему. Из кухни прибежала мать, к этому времени, плач младенца, доносившийся оттуда, прекратился, и принялась хлестать сестер по лицу грязной тряпкой, а те со смехом, пытались поднять с пола, упавшую бабушку, и положить ее обратно на стол. Потом внезапно все стихло. Стало настолько тихо, что Влад услышал, как бьется муха о стекло, в соседней комнате. Очень медленно, над ним склоняется мать, по ее лицу текут крупные слезы, ее подбородок дрожит, и она начинает бормотать:
-Сынок, это бабушкин гроб, не нужно в нем лежать, бабушка будет сердиться.
-Хорошо, - ответил Влад, поднимаясь, - мама, я тут подумал… я пока пойду, умоюсь.
-Да, конечно, ты сегодня должен быть чистым, ведь это твой день.
Влад, нахмурился, пытаясь понять услышанное, но мать закатила глаза под лоб, и ее рука с окровавленным ножом метнулась к шее Влада, в попытке безжизненно повиснуть на нем. Влад развернулся и спешно направился в душевую комнату, на ходу бормоча:
-Не, сейчас мам, не сейчас…
Душевая была вся мокрая, и повсюду висели клочья грязной пены, наверное, это его сестры, омывали здесь бабушку, и не убрали за собой, ну да ладно. Он подошел и включил воду, из душа вырвалась мощная струя горячей воды, вся комната наполнилась тяжелым, густым паром. Влад не спеша разделся, бросая одежду прямо на пол, и стал под хлещущие струи. Грязь отваливалась с тела кусками, давно засохшей коростой. Чем дольше он стоял под водой, тем большие куски грязи, с плеском падали к его ногам. Когда же он успел так зарасти грязью? Влад взял с полки большой кусок, почти черного хозяйственного мыла, и принялся намыливать им тело. Мыло было скользким и неприятным на ощупь, а само скольжение его по телу, вызывало болезненную дрожь и фриссон. Где-то в области груди, его рука, внезапно провалилась меж ребер внутрь…
-Что за…
Мыло выскользнуло из рук, и он почувствовал под пальцами, что-то теплое, скользкое и пульсирующее. Влад медленно вынул руку из груди, и увидел в своей руке, еще бьющееся сердце. С каждым его сокращением, из аорты, выливалась черная, со сгустками кровь. Его глаза округлились, он стал задыхаться, рука судорожно скользнула внутрь груди, вставляя сердце на место…. Измазывая стены кровью, хватаясь за все что попадается под руку он, шатаясь, добрался до двери, распахнул ее настежь, и провалился в темноту коридора…
-Ты же весь измазался! Как можно было пойти мыться, и так измазаться?! – Мать вопила, фальцетом.
Влад, пошатываясь, сделал два шага, и, протягивая окровавленные руки к матери, произнес:
-Мама, я умираю…
Из комнаты, вышла умершая бабушка, чулок на ее ноге был приспущен, за ней волочилась длинная фата:
-Не нужно на него кричать, - прошамкала она, и попыталась стать между Владом и матерью.
-Мама, идите, лягте в гроб, еще не время! – выкрикнула мать Влада, и толкнула старуху в комнату, от чего та с грохотом упала на пол, и мать в сердцах вновь завопила - вот видишь, что ты наделал!
-Да что здесь происходит?! – дрожащим голосом спросил Влад.
-Бабушку хороним! – зло шикнула мать. Она сделала короткий замах, и запустила во Влада ножом. Нож просвистел возле самого уха, и воткнулся за его спиной в дверь душевой. Из зала послышались тяжелые стоны старухи.
-Мама, прекратите, вы по-человечески даже умереть не можете!
Входная дверь отворилась, и в прихожую вбежал отец, в руке он держал большой кусок свинцовой трубы:
-Дорогая, не волнуйся, сейчас все уладится, - с этими словами, он исчез в комнате, и уже через мгновение оттуда донеслись глухие звуки ударов, протяжных воплей старухи, и причитаний отца:
-Сказано вам, ложитесь в гроб,… ложитесь…
-Да, что ж вы делаете? – закричал Влад. – Что здесь твориться?!
Мать скромно улыбнулась в ответ, и тихо со всей материнской нежностью, произнесла:
-Бабушку хороним… в пятый раз… живучая она у нас, понимаешь?
* * *
-Опять эти фокусы с органами и похоронами? Ну что ж, не плохо, не плохо, - произнес снисходительно Морфей, - но теперь моя очередь…
Сон второй
Анечка сидит на коленях у Влада, сегодня она хороша как никогда. Легкий халатик распахивается на ее груди, и Влад припадает губами к маленьким возбужденным соскам, его окутывает тяжелый аромат дорогих духов, подумать только, она не забыла, что это его любимый запах. Анечка улыбается, и в блаженстве закрывает глаза, ее золотистые волосы, нежно щекочут шею Влада, ее ноготки, легонько впиваются в его спину, сейчас она напоминает, пушистую, мурлычущую от удовольствия кошку.
-Я принес тебе, твои любимые конфеты, - произнес Влад, развязывая пояс на ее халатике.
-Да? – Анька спрыгнула с его колен, - Где же они?
-Зря я это сказал, теперь ничего не будет, пока ты не осилишь всю коробку - там, - Влад безразлично махнул рукой в сторону журнального столика.
Она на носочках, словно балерина, подбежала к большой коробке, в виде сердца, и ловко ее, открыв, засунула в рот сразу три конфеты, при этом испачкав лицо растаявшим шоколадом.
Влад посмотрел на свои руки, и задумчиво спросил:
-Скажи, ты когда-нибудь, считала, сколько у тебя было мужчин?
-Вместе с тобой, милый? – переспросила Аннушка с набитым ртом.
-Нет, меня в этот список, можешь не включать.
Анька, закрыла глаза, и принялась загибать пальцы на руке, не переставая жевать конфеты:
-Шесть или семь, - она пожала плечами, - точно не помню.
-Ну, это не много, для нашего времени, и твоего возраста, - удовлетворенно ответил Влад.
-Что ж делать, если неделя выдалась такой скучной, - она хихикнула, запрокинув голову, но тут же побледнела, и стала хватать воздух ртом, как только что выловленная рыба.
Влад сорвался с кресла, и, подскочив к Анне, с силой стукнул ее кулаком между лопаток. Кусок вишни, в шоколадной глазури, выскочил из ее горла, и упал на белый, персидский ковер.
-Конфеты тебя, когда-нибудь убьют, - произнес озабоченно Влад, поглаживая ее по спинке.
-Нет, - отдышавшись, произнесла Анька, - меня сведут в могилу мужики. - Она коснулась своими шоколадными губами губ Влада, и в этот момент, раздался звонок в дверь.
-Господи, это мой муж! – взвизгнула она, - Скорее, прячься в шкаф!
-Муж? Но…
-Да скорее же ты, он нас убьет… - Анька открыла массивную дверцу дубового шкафа, и буквально впихнула туда Влада, - может еще все обойдется, только сиди смирно…
Уже в шкафу Влад подумал: «Какой муж? Ведь Анька вроде как не замужем».
-Где он? - В комнату ворвался мужик в одних семейных трусах, и с топором в руке. Он был волосатым и сильно смахивал на обезьяну. Все его жесты, и маленькие, глубоко посаженные глаза, злобно сверкающие из-под надбровных дуг, говорили о том, что каким-то чудесным образом, ему удалось обмануть эволюционный процесс, и остаться на стадии развития питекантропа. – Я тебя спрашиваю где он?!
-Там, - тихо пискнула Анька, указывая, пальчиком на шкаф, - только, дорогой, убивай его не здесь, а то ты опять испачкаешь ковер, а он только что из химчистки.
-Стерва! – Завопил Влад из шкафа, - и это твоя благодарность за то, что я для тебя сделал?
-Так будет лучше! – истерически закричала Анька.
Обезьяна с гортанным ревом, подскочила к шкафу, занеся топор над головой, и прорычала:
-Прощайся с жизнью…
Раздался жуткий треск, и Влад почувствовал, что дно шкафа проваливается под ним, унося его в пустоту….
…Влад едет в машине со своим другом, сидящим за рулем. Небесного цвета, «Додж» кабриолет, с глухим урчанием мотора, несется по блестящей от бегущей воды, дороге. Большие лужи, разлетаются под колесами, на миллионы мелких брызг, окатывая сидящих в машине водяной пылью. Дышать тяжело, все насквозь промокло. Влад смахивает рукой, с лица крупные капли, и смотрит, на замершую стрелку спидометра, ее острый наконечник, казалось, прилип к отметке в девяносто пять миль. Он попытался перевести мили на километры, получилось, что-то около ста пятидесяти двух, он не знал, точно ли посчитал, но в любом случае его внутренний голос подсказывал, что ехать с такой скоростью, чистое безумие.
-О чем задумался? – Спрашивает Артур.
-О скорости, - произнес Влад.
-Не о том думаешь…
-Это почему же?
Артур пожал плечами. Прошло время, ехали молча, стрелка спидометра падать и не думала, дорога по-прежнему была мокрой.
-Представляешь, купил вчера себе бритву, - произносит Артур, - не бреет ни хрена, тупая она что ли?
-Покажи.
-Вот, - Артур достал из внутреннего кармана пиджака, футляр, обтянутый черным бархатом, и протянул Владу, - ею даже суицида не совершишь, в общем, похоже, что меня надули.
Влад взял футляр из рук Артура, и осторожно его открыл. Она лежала на красном атласе, холодная сталь, тускло поблескивала, отражая в себе тяжелое небо. Она была красивой, и гипнотизирующей. Вынув бритву из футляра, Влад осторожно проверил ее остроту, вначале на ногте, а затем на пальце. Лезвие легко скользило, не оставляя видимых следов на коже:
-Да, суицидом здесь и не пахнет, - Влад легонько приложил холодное лезвие бритвы к своему запястью, и с силой на него надавил. Кровь хлынула фонтаном, ни боли, ни страха, будто перерезал горло беззащитному теленку.
-Ого, - воскликнул Артур, - значит, она все же на что-то годится. Дайка мне ее, может, когда еще понадобится. Да и останови кровь, не хватало, чтобы ты измазал весь салон.
-Чем же я ее остановлю, у тебя аптечка хоть есть?
-Издеваешься, это же новая машина, откуда здесь взяться аптечке? Присыпь землей.
-По открытой ране, да сырой землей? – Владу это напомнило слова из песни.
-Именно, я всегда так поступаю, - произнес спокойно Артур.
Влад зажал кровоточащее запястье, правой рукой:
-Может, остановимся, и решим эту проблему?
Артур отрицательно покачал головой:
-Нельзя, мы и так опаздываем.
-Опаздываем?
-Все давно уже там, а мы еще здесь.
-Не понимаю…
-А чего здесь понимать, сиди и наслаждайся, в конце концов, это должно было случится.
Влад осторожно разжал руку, и посмотрел на запястье – раны не было, крови тоже, лишь обрывок сизой вены, болтался безвольной пульсирующей трубочкой. Он подцепил ее ногтями пальцев, и попробовал потянуть. Вена вылезла сантиметров на десять и застопорилась. Тогда Влад намотал ее на палец, и с остервенением дернул, рывок отозвался резкой болью в плече.
-Черт! Вот вляпался! – прошипел Влад.
Артур молча ухмыльнулся и, достав сигарету, закурил.
-Да останови же ты машину!
-Хватит придуриваться, - произнес Артур.
-Остановись!
-Ну, уж нет, я тебе еще не показал, на что способна эта малышка, - с этими словами Артур утопил педаль акселератора в пол.
Уснувшая стрелка спидометра, дернулась, и резво поползла к отметке «150». Артур посмотрел на Влада и, отпустив руль, произнес:
-Приготовься…
Влад закрыл руками глаза. Свист ветра, рев двигателя, жуткий звук удара и скрежет сминаемых металлических конструкций – все смешалось в единую кучу, сплелось в целое, залезло своими длинными щупальцами под кожу…
Влад на силу выбрался из груды покореженного металла небесно-голубого цвета. Артур сидел на земле, спиной к «убитой» машине, и задумчиво смотрел на темную воду реки, плещущуюся у самых его ног.
-Какого… Что все это значит? – произнес Влад.
-Мне нужно на ту сторону.
-Совсем спятил?
Артур поднял руку, давая знак, чтобы Влад замолчал:
-Слышишь? Прислушайся.
Влад весь напрягся. Сперва он ничего не услышал, только обычный для леса гомон птиц, шорох травы, и шум листьев. Потом в этом многообразии звуков, выделился один, до наслаждения знакомый и далекий, он доносился с противоположного берега – это был смех, смех юной девушки. Влад попытался вспомнить, где он слышал его раньше, но все его усилия были бесплодны.
-Ты слышишь ее? – Спросил Артур.
-Да. Но я не могу понять кто это.
-Она пришла за мной, ей нужен я, она зовет меня…
-Кто это?!
-Слишком много вопросов, и мало действий, - Артур отбросил в сторону сигарету, и поднялся с земли, - извини, она меня ждет.
С этими словами он вошел в воду по колено, затем обернулся, уныло улыбнулся Владу и, бросившись в реку, с ожесточением, поплыл к другому берегу.
-Артур, что ты делаешь?! Вернись!
Но на этот крик, он лишь быстрее заработал руками.
-Артур!
Внезапно все стихло.
-Он правильно поступает, не нужно его останавливать, - услышал Влад, чей-то голос над самым ухом.
Он резко обернулся. И сразу же вспомнил, кому принадлежал этот смех, его обладательница стояла перед ним, это она ехала на велосипеде с эскортом, из своры собак.
-Ты здесь… но…
Она рассмеялась, и ее смех послышался с противоположного берега. Влад повернулся к реке и, сложив руки рупором, прокричал:
-Артур, вернись, она здесь!
Но его собственный голос, оказался тихим, будто кто-то в рот запихнул кляп.
-Ш-ш-ш… - она приложила свой пальчик к его губам, - еще немного.
-Немного что?
-Смотри сам.
На воде, рядом с плывущим Артуром, образовалась большая воронка, она подхватила его, вовлекла в свою круговерть, и вскоре голова Артура, со слабым стоном исчезла под водой. В тот же миг воронка сгинула, и вода вновь стала спокойной.
-Нет, - прошептал Влад, - нет…
С наворачивающимися на глаза слезами, он обернулся, но рядом уже никого не было. Примятая трава, в месте, где недавно стояла юная особа, медленно распрямлялась, умолкшие так неожиданно птицы, вновь робко, и как бы нехотя, защебетали, появился шелест листвы, шум волн…
Влад закрыл глаза, до боли сжал кулаки, и медленно сделал шаг в сторону реки…
* * *
-Похоже, что ты делаешь успехи, - произнес Гипноз, - или я тебя раньше недооценивал.
-Надеюсь, ты согласишься, что все было честно, - Морфей выжидающе посмотрел на Гипноза.
-Более чем, не знаю, но мне понравилось.
-Понимаешь, с органами и прочей дребеденью, играть скучно, это всего лишь животные страхи, они их чувствуют каждый день, гораздо интереснее, найти то, что покоится в их подсознании, - Морфей улыбнулся, - и кажется, мне это удалось.
-Ну не на сто процентов, - возразил Гипноз.
-Не спорю с тобой, но все же…
-Я понимаю, что, говоря про человеческие органы, ты запустил камень в мой огород, но низменные страхи первичны…
-Ладно, - Морфей потер руки, - так на чем это мы остановились?
-Сейчас моя очередь, - Гипноз сощурился, и на его губах появилась улыбка.
Сон третий
…Высотка упирается в небо и скребет его своею крышей, протыкая зольную массу тяжелых туч, они уже на уровне пятьдесят шестого этажа, тычутся в окна, липнут к стеклам, вскипают, пытаются просочиться внутрь палаты, в которой лежит Влад. Запах медикаментов повсюду, он въелся в стены, впитался в одежду, тяжелый и почти осязаемый, в гулком свете бактерицидных ламп. Влад лежит на жесткой койке-каталке, и безразлично смотрит в потолок, по которому медленно ползет рыжий, полуживой таракан:
-Неужели тебя это ни как не волнует и не беспокоит? – Спрашивает маленький, сухенький, старичок, в белом халате, поправляя подушку под головой Влада.
Влад молча, отрицательно качает головой.
-Хм, а зря, синоптики обещали на сегодня ураган.
-Вы думаете, что это здание не выстоит?
-Выстоит или не выстоит, в любом случае, я сейчас еду домой, и если синоптик не солгали, пережду бурю в подвале. Во время всяких катаклизмов, я предпочитаю находиться поближе к земле, - старик улыбнувшись похлопал Влада по коленке, - но ты не впадай в панику, мы платим синоптикам, за то, что они ошибаются в семидесяти случаях из ста.
-Весьма обнадеживающе, - безразлично ответил Влад.
-Не то чтобы очень, но.… Да, хочу тебя предупредить, весь медперсонал пришлось эвакуировать, да и больных собственно тоже, сам понимаешь, чрезвычайное положение, и все такое, не хватило места только тебе и пациенту из соседней палаты. Ты должен понять меня правильно – вы все равно безнадежные…
Влад болезненно улыбнулся:
-Я все понимаю.
-Ну, вот и славно, бог даст и все закончится…
-Уже сегодня, - продолжил Влад, за внезапно замолчавшего старика.
-Нет, - на распев протянул тот, - я хотел сказать благополучно.
Врач посмотрел на часы, с конвульсивно дергающейся минутной стрелкой, застрявшей между двух делений, висящие прямо над входом в палату, они как и всегда показывали без пяти пять.. Влад проследил за его взглядом и хриплым голосом спросил:
-Скажите, а, сколько мне осталось?
-Видишь ли… - старичок перевел взгляд на Влада, а затем вновь посмотрел на часы, и после паузы продолжил, - видишь ли, это зависит от ряда субъективных причин, и наш с тобой разговор может весьма затянуться, а время уже позднее, давай отложим его на потом… на завтра… если будем живы…
Влад отвернулся от старика к стенке, пытаясь скрыть набежавшие на глаза слезы жалости к самому себе.
-Пожалуй, что-то засиделся я у тебя, - старик с большим трудом и хрустом в суставах поднялся со стула, и, бормоча себе под нос непонятную тарабарщину на латыни, вышел из палаты, осторожно и тихо, прикрыв за собой дверь. Его шаркающие, удаляющиеся шаги, были еще слышны какое-то время, но потом стихли в глубинах коридора. Влад обвел глазами, уже привычную обстановку палаты, и его взгляд остановился на шестигранном окне, он приподнялся на локте, стараясь разглядеть хоть что-нибудь, за пеленой плотных туч и неожиданно она спала, подобно сдернутой, невидимой рукой ткани, и перед его взором, открылась необъятная панорама ночного города, залитого неровным светом, мерцающих огней. Влад поднялся с кровати и, подойдя к окну, прислонился лбом о толстое стекло. Долго стоял, глядя, как постепенно гаснут огни в домах, как проносятся редкие пожарные машины с включенными мигалками, разъезжается парк скорых. Через некоторое время, недавнее море огней поредело, и превратилось в одинокие островки тускло-светящихся глаз, сбившихся в стаи, диких собак. На душе было грустно и не спокойно, Влад все больше поддавался соблазну, разбить окно табуретом, и бросить собственное тело к подножью небоскреба, тем самым ускорить и без того приближающийся конец. Лампа в палате, начала мигать, вначале редко, затем все чаще, заставляя отбрасывать предметы, уродливо-вытянутые тени, пока со звоном не лопнула, источая, горячие пары ртути. На мгновение стало абсолютно темно, затем как бы нехотя, зажегся грязно-красный, аварийный свет. Влад сделал глубокий вдох, и во рту сразу же появился металлический привкус, в горле запершило, он улыбнулся сам себе, и, отойдя от окна, принялся мерить палату шагами. Тихо… слишком тихо, слышно только как завывает ветер, и стонет ему в унисон в соседней палате незнакомый, собрат по несчастью. Влад остановился, его взгляд уперся в стену, где-то за ней лежит такой же, как он, всеми брошенный и безнадежно больной человек, может, стоит пойти к нему, и скоротать последние минуты их жизней вдвоем? Хрустя, осколками тонкого стекла, лопнувшей лампы, Влад подошел к двери, ведущей из палаты в коридор, и медленно повернул ручку…
Коридор удлинился, подобно нескончаемой кишке диковинного создания, пронизывающий сквозняк, треплющий выгоревшие занавески на окнах, шорох исписанных бумаг, кружащихся по полу… дверь в соседнюю палату, находилась рядом, на ней красовалась большая табличка: «Комната эвтаназии». Дверной замок, звонко щелкнул, дверь отворилась, и внос сразу же ударил, тошнотворно-сладкий запах разлагающейся плоти, гниения и нечистот. Ранее, заглушаемые стенами, слабые стоны, превратились в агонизирующие предсмертные вопли. У Влада закружилась голова, но он сделал шаг внутрь. Тело больного, сплошь было укрыто простыней, из-под которой выглядывала только женская рука, с множеством источающих сукровицу, язв. К руке тянулся тонкий, прозрачный капилляр капельницы, он переплетался с кучей других разноцветных трубочек, и заканчивался, большим, пятидесяти миллиметровым шприцем, укрепленным на передвижной стойке, рядом с кроватью и, наполненным жидкостью, цвета денатурата. Кровать была окружена веревочным барьером, с предупреждающей на нем табличкой: «Неизвестный, смертельный вирус!!! Работать, только в средствах индивидуальной защиты!!!». Тело под простыней еще сильнее забилось в конвульсиях, до ушей Влада донесся судорожный хрип. Ему захотелось уйти, оставить все как есть, и исчезнуть, понятно что скоротать последние часы жизни за беседой не получится, и он в последний раз бросил взгляд на койку, и тут заметил то, что его остановило, в ранее принятом решении. Из-под простыни, на подушку, выбился рыжий локон, влажных волос. Конвульсия и хрипы, прекратились, тело под простыней стало неподвижным, словно из него только что ушла жизнь. Не единого движения, ни одного звука. Влад в нерешительности, протянул дрожащую руку, и резким движением, сдернул простынь с тела. Его догадка оправдалась - эта была она. Ее обнаженное тело, было покрыто гноящейся коркой, растрескавшиеся от высокой температуры, губы, обнажили белоснежный оскал ровных зубов, мутные белки, приоткрытых, закатившихся глаз, взмокшие от пота, разметавшиеся по подушке волосы…
-Да кто же ты такая, черт побери! - прокричал в сердцах Влад.
Голова девушки дернулась, ресницы затрепетали…
-Кто ты такая? – срывая голос орал Влад.
Ее грудь стала учащенно вздыматься, из горла донесся хрип, глаза раскрылись еще больше, и выкатившись из-подо лба, ее расширенные зрачки впились в лицо Влада.
Он попятился назад, пока в спину не уперлась стойка со шприцем.
-Что тебе от меня нужно? Почему ты меня преследуешь?
Девушка попыталась слабо улыбнуться, и по ее подбородку, из уголка рта, побежала тонкая струйка вязкой крови, вперемешку с пузырями слюны.
Влад нащупал рукой стойку с инъекцией позади себя, и не отрывая взгляда от больной, перекатил установку, вперед, пытаясь загородиться от рыжеволосой девочки. Свободная рука, легла ладонью на поршень шприца.
-Ты больше меня не побеспокоишь, - произнес он.
-Давай, - еле послушным языком прохрипела девушка, - Сделай это… что же ты медлишь?
Влад в нерешительности замер.
-Ну же!!! – оглушающе взвизгнула девочка, подскочив на кровати.
Влад с силой надавил на поршень, и фиолетовая жидкость по капилляру устремилась к ее вене. Где-то в коридоре послышался многоголосый вой собак. Он отшатнулся от стойки, словно только осознав, что совершил большую ошибку. Раздался оглушительный грохот, здание закачалось, унося пол из-под ног, и Влада швырнуло к стене. Все вокруг продолжало раскачиваться, оконное стекло треснуло, и через мгновение разлетелось тысячью мелких осколков, пропуская в палату, тяжелые удары бушующего снаружи урагана – десятки черных смерчей крушили и пожирали ночной город.
Вой из коридора нарастал, стая приближалась. Влад вскочил на ноги и выбежал из палаты, и уже за спиной услышал, то что заставило его замереть на месте - звонкий, девичий смех. Оглянувшись, он, увидел, как вскипая, лопается молочная кожа юной рыжеволосой нимфетки, как с хрустом выворачиваются суставы, и ее грудь взрывается кровавым фонтаном… и снова вой, долгий, протяжный, уже совсем рядом, почти над ухом, от которого холодеет все внутри, завязывая кишки в узел. Уже слышится цокот когтей по кафелю, уже чувствуется собачий смрад… Влад упал на колени и, зажав уши руками, закричал:
-Господи! Господи! Господи!
Сердце гулко выбивало в груди, лихорадочный ритм, вот этот момент, которого он так боялся, и ждал. Вот он! Влад бессильно опустил руки…
-Господи… прости… - прошептал он.
И вдруг им овладело безразличие… пусть все что угодно, пусть весь мир в это мгновение слетит с катушек, он останется здесь, в ожидании приближающейся, всепожирающей собачей стаи…
* * *
-Без комментариев, - произнес Морфей, - насколько я понимаю, в этот раз мой, ход последний.
-Интересно, что ты сможешь предложить, на этот раз, - Гипноз скрестил руки на груди, и устремил свой взгляд в пропасть.
Сон четвертый
…Стены, пол, потолок, кажется, что они никогда не кончатся. Влад не помнил, как сюда попал, не знал, что он здесь делает, и почему все это с ним происходит. Все попытки отыскать в этом сплетении коридоров и тоннелей, выход, были безуспешными, когда казалось, что выход находится за следующим поворотом, там стояла глухая стена, с подтеками крови, из разбитых лбов, прежних скитальцев этого лабиринта. Никого, ничего вокруг, только звук собственных шагов, тяжелого дыхания, и изредка откуда-то сверху, издевательски звонкий девичий смех, а где-то за спиной собачий вой. Ноги превратились в две непослушные окровавленные культи, руки покрылись толстым налетом, грязной и липкой паутины, глаза перестали различать, ответвления и перекрестки, упершись в очередную стену, Влад попросту методично бился лицом о камни, пока не почувствовал боль, и не осознал, что это снова тупик.
Он опустился на пол, нет больше сил, сопротивляться, хочется забиться в угол, и покорно приняв выпавший ему жребий, ждать, когда оголятся кости, истлеет одежда, стать немым и зловещим указателем безнадежности, для последующих скитальцев. Зубами по плотно пригнанным друг к другу камням, цепляясь обломками ногтей, практически на ощупь, Влад продвигался к самому центру сонной паутины, сотканной из неподъемного гранита страха…
Пробуждение
Влад резко открыл глаза… Темно и тихо.… В память вернулись воспоминания об увиденных снах.
-Сколько же я проспал? – произнес Влад, задавая вопрос сам себе. Голос показался, придавленным, не смотря на то, что достаточно громким. Его правая рука, выскользнула из-под атласной материи, и устремилась к заспанным глазам, по пути больно ударившись, обо что-то твердое вверху:
-Черт… - рука замерла, не дойдя до глаз, и вернулась к месту соприкосновения. Под ладонью оказалась, гладкая и узкая поверхность, обтянутая все тем же атласом. В мозг, медленно закралась страшная догадка, он принялся лихорадочно шарить руками по всем сторонам, но они натыкались на все то же закрытое, твердое пространство. С каждой секундой, дышать становилось тяжелее, появился острый запах сырой земли.
-Нет, этого не может быть… так не должно быть… я же живой! За что?! – Слезы крупными каплями, катились по лицу Влада, смешиваясь, с выступающим потом, появилась отдышка, в глазах замелькали зеленые вспышки, в ушах засвистело, бессознательно, разрывая ногтями пыльную обивку, он уперся руками, в нависающий над ним, узкий потолок, и из последних сил, попытался его сдвинуть…
…Собака с перебитой лапой, лежит возле свежей могилы, до ее слуха, доносится глухой стон, исходящий из-под земли, ее уши поднимаются, она напрягается натянутой струной, начитает вилять хвостом, но потом безразлично опускает морду на лапы и продолжает лежать. Ее глаза, смотрят на выбитую, на камне надпись: «Влад Каземирович Ивановский. 03.11.1956 – 25.05.1986гг. Умер во сне, легко и спокойно».
* * *
Сфера, наполненная кипящей синевой, медленно летит в пропасть, Морфей провожает ее долгим взглядом, вздыхает и произносит:
-Скучно, Гипноз.
-Еще как, - отвечает тот, - просто скукотище…
осень 2002 г.
-Не то слово, - отвечает ему другой, такой же высокий и такой же статный мужчина, но светловолосый и без бороды. В его руках, вырастает сфера, наполненная мокрой зеленью, черным жемчугом, сурьмой, липким суслом и стонущим звуком, - просто скукотище…
-Мне скучно, бес! - выкрикивает первый, и оба заходятся громким, гортанным смехом...
Проходит время, разно-наполненные шары, методично срываются с двух пар рук, и с легким, чуть слышным свистом, уносятся в голодную, но живую копошащуюся бездну, расположенную сразу же за рваным краем, мраморного пола…
Ш-ш-ш-а-х…. Ш-ш-ш-а-х…. Ш-ш-ш-а-х…. Ш-ш-ш-а-х….
Это место выглядит весьма странно – некий гигантский уступ, за ним только растрескавшийся гранит, с мерцающими, словно живыми, вкраплениями розовой слюды. Самой вершины скалы, не видно, она теряется в пелене плотных и очень низких свинцовых туч, которые в свою очередь вспыхивают изнутри редкой морзянкой, беззвучных молний. Все кажется естественным, кроме пола самого уступа, он явно рукотворен, и выстлан белым мрамором, с голубыми прожилками вен, словно бледные ляжки тромбофлебитной куртизанки. На уступе, и находятся два античных мужа, с телами которым позавидовал бы сам Давид, сотворенный некогда Микеланджело, в порыве душевной страсти к несуществующим статным мужчинам и холодному эректильному мрамору. Они облаченные в белоснежные тоги с сапфировыми пряжками, и сандалии из кожи первородной Иракской лани. И именно за краем уступа, начинается эта «живая» бездна, в которую и летят наполненные сферы.
-Гипноз? – произносит светловолосый, бросая взгляд из-за плеча на темноволосого.
Молчание… Тот к которому обращались, не повел даже бровью, продолжая создавать сферы между ладоней.
-Гипноз, - не унимался первый, - ну давай сыграем, скучно же, как у бога подмышкой…
-Не смеши меня, Морфей, - спокойно ответил темноволосый не оборачиваясь, - с тобой играть что ситом воду таскать, ты постоянно мухлюешь. Не было ни разу, чтобы ты сыграл по правилам.
В этот момент, уже почти готовый шар, выскользнул из его рук, и, упав на мраморный пол, лопнул, с хлюпающим звуком, сломанного в драке носа, затем он растекся бесформенным пятном, зловонно испаряясь, зашипел, поменял свой изначально лиловый цвет на ярко-розовый, удушливо-зеленый и через несколько мгновений исчез.
Морфей гоготнул, и, подойдя ближе к Гипнозу, снисходительно похлопал его по плечу:
-Чего ты там намешал?
-Да так, всего по не многу, - Гипноз задумчиво смотрел на то место, где еще совсем недавно находилась вязкая лужа.
-Да уж… Неужели сдаешь?
-Не дождешься, - Гипноз, зло, сбросил руку Морфея со своего плеча, и вперил взгляд, в две равнодушные льдинки глаз. Брови Морфея взмыли вверх, и с полуулыбкой на губах, он произнес:
-Ну-ну. Спокойнее, друг мой, спокойнее.
Гипноз отстранился, и сгорбив плечи, медленно поплелся, к краю уступа. Остановившись в месте где, половой мрамор, рваными краями перетекал в голую скалистую породу, уходящую вертикально вниз, он устало сел, погрузи свои ноги в черную кипящую бездну. Морфей проводил его взглядом, затем щелкнул пальцами, и в воздухе материализовалась беззвучная молния. Он еще немного постоял, вдыхая чистый озон, и не спеша направился к Гипнозу. Садясь рядом с ним, он произнес:
-Ну, что, играем? Обещаю, в этот раз придерживаться правил.
-Правил? – усмехнулся Гипноз, - я до сих пор, даже не был уверен, есть ли это слово в твоем словарном запасе.
-Теперь есть, - улыбнулся Морфей, - я постоянно самосовершенствуюсь.
Молчание…
-Но ведь скучно же, черт побери!!!
-Ну и на что мы будем играть? – сдался Гипноз, пожевывая неизвестно откуда взявшуюся травинку.
-Давай просто сыграем, и все - на победителя. Проигравший прокричит три раза кукареку, а выигравший от души над этим посмеется.
Гипноз пожал плечами:
-Но, ты прекрасно знаешь, что если я и проиграю, то паясничать не стану.
-Знаю, и мне все равно. Просто… Скучно!
-Черт с тобой, давай. Какие правила?
-Да какие правила, - воскликнул Морфей, - как всегда, летаргический сон и… вперед! А если что не так, по ходу разберемся, чай не впервой.
Морфей протянул руку, ладонью вверх, и Гипноз вяло хлопнул по ней своей, в знак согласия…
* * *
Для Влада, сегодняшний день выдался прескверным, впрочем, это скорее уже стало нормой, так как вчерашний день, да и тот что шел перед ним, был ничем не лучше. Вначале, эта крашеная дура, с кукольной прической, и раскосыми как у мартовского зайца глазами, пожаловалась начальнику, что Влад ее постоянно домогается. Подумаешь, хлопнул один раз по заду, небось не убудет, и вообще это должно было бы ей польстить, что на нее еще кто-то обращает внимание. И стоило из-за этого затевать скандал? Ах да, еще та новогодняя вечеринка, но там у него была отговорка, он был смертельно пьян, а она чересчур вызывающе, откровенно одета. Да и вообще, что это такое «домогается», в конце концов, она женщина, а он мужчина, и если бы они занялись сексом ни сходя с места, то это было бы естественно и даже здорово, но видите ли ей эта мысль пришлась не по вкусу, когда он ее озвучил в темном углу, хватаясь за ее пышную грудь, и поспешно расстёгивая молнию на ширинке своих брюк. А вообще могла бы так и сказать, а не хлестать его по щекам, и с визгом бежать жаловаться в отдел кадров. Но, эти объяснения не устроило, начальство Влада, равно как и его систематические опоздания на работу, и ему было поставлено на вид, с обещанием выставить из учреждения, при первой же жалобе, не важно от кого, или же при малейшей оплошности. Потом позвонил его друг, и сказал, что их дело, которым они хотели заняться, сгорело синим пламенем, а попросту, их кинули на деньги. И так как эти деньги были взяты Владом в долг, под очень большие проценты, и на весьма короткий срок, у местного, малознакомого авторитета, то со дня на день можно было ожидать прихода, специалистов по возвращению долгов. И их доводы в виде раскаленного паяльника и горячего утюга, будут весьма убедительны. Но проблемы это не решит – денег нет, и взять их не у кого. А дальше что? Бежать из города, из этой страны? Так ведь не вариант, все равно найдут, даже если ты сменишь пол, и уедешь к белым медведям на ПМЖ. Мысли совсем не веселые, и честно признаться, вся эта заваруха с петтингом, домогательством и выговором начальства, вообще мышиная возня под кроватью, по сравнению с той финансовой проблемой в которую он влез всеми ногами. Оставался еще один вариант, если он поползает на коленях перед Марго, и в конце концов сделает ей предложение выйти за него замуж, то может быть его новоиспеченный тесть, в лице прокурора области, как-нибудь и сумеет замять грешки своего любимого зятя. Но тут придется вывернуться наизнанку, и выгорит ли что-нибудь из этой затеи или нет, одному богу известно. Но во всяком случае, вариантов других больше не было.
День оказался не просто прескверным, а очень и очень паскудным. Но что самое поганое, это то, что он еще не закончился, и Влад чувствовал просто нутром, это еще не все сюрпризы - что-то не хорошее шевелилось внутри, и наматывало нервы на леденящий бур стоматолога…
Открыв дверь своей маленькой, но уютной квартиры, Влад вошел в коридор, и на встречу ему, с жалобным мяуканьем выбежал большой, толстый кот, кастрированный перс, по кличке Блюз.
-Да, да, я знаю, что забыл тебя покормить, - произнес Влад, отбрасывая ногой кота в сторону. Тот грузно шмякнулся на пол, и обиженно поджав хвост с поникшими усами, и глазами, выражающими всю скорбь кошачьего племени, поплелся к миске с водой. Влад устало разулся, и бросив ключи в карман висящего на вешалке плаща, прошел в комнату. Его внимание привлек белоснежный лист бумаги, исписанный размашистым женским почерком, который одиноко лежал на пустом журнальном столике. Внутри как-то не хорошо все сжалось, и неприятный холодок пробежал по спине. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, и медленно побрел на кухню. Достав из холодильника бутылку водки, Влад взял стакан, и вернулся в комнату. Стараясь не смотреть, на то место где лежит записка, он налил на три пальца в стакан водки, и залпом ее выпил. Затем, продолжая держать бутылку в руке, поставил стакан на столик и поднял исписанный лист. Без сомнения, это был почерк Марго – красивые, чуть ли не каллиграфичные буквы выстраивались в слова и предложения: «Мне все это надоело. Твои вечные отговорки и недомолвки, твои ночные скитания по шлюхам и беспробудное пьянство. Я ухожу! Живи, как знаешь, как хочешь, как можешь. Между нами все кончено. Не ищи меня».
-Стерва! – выкрикнул Влад, и не допитая бутылка водки, полетела в стену, и, разбившись мелкими стеклянными брызгами, растеклась на обоях мокрой кляксой, - стерва, стерва, стерва…
* * *
-Ну, как? Подойдет? – спросил Морфей.
-А не все ли равно? Вполне, - ответил Гипноз.
* * *
Влад рухнул на рядом стоящий диван, мысли копошились в голове, клубком скользких червей, только сейчас он почувствовал, как от всего устал. Устал от постоянной нервотрепки и напряжения, устал бояться и искать выход. Хотелось только одного, сбежать куда-нибудь, чтобы тебя никто не смог найти, закрыться где-нибудь, с какой-нибудь смазливой девчонкой и бутылкой пойла, и не выходить на свет божий месяц, год, всю жизнь. Так и сдохнуть в пьяном угаре и с бабой на члене. Может позвонить Аньке? Его рука потянулась за трубкой, и машинально набрала номер подружки. Через семь гудков, на другом конце, ответил женский, чуть хрипловатый голос:
-Да, я слушаю…
-Здравствуй, моя нежная сволочь, - произнес Влад, - мне очень херово.
-Ой.… Это ты?
-Я… и мне нужно тебя увидеть.
Влад услышал легкое потрескивание и шуршание, доносящийся из трубки, и через секунду, слишком поспешный и нервный голос своей любовницы:
-Извини… не сегодня… я сегодня не смогу… ко мне мама приехала…
-Мама? Какая…
Но в трубке уже звучали короткие гудки.
-Мама!? – завопил Влад в равнодушную телефонную трубку, - твою маму третий год катают на инвалидной коляске в доме престарелых! Я сам, собственноручно помогал тебе ее туда устроить! И ты ни разу за эти три года, у нее не была!
Он с остервенением и пеной у рта, отшвырнул трубку телефона:
-Сволочь! Какая же ты сволочь! Скотина, блядская. Сказала бы как есть, что трахается с очередным кретином. Сволочи, все сволочи и подонки, все, все, ВСЕ!!!
Он откинулся на подлокотник, и закрыл глаза рукой.
Вдруг в голове стало легко и спокойно, веки налились тяжелым свинцом, мягкое, окутывающее тепло, расползлось по всему телу, а в ушах прозвучал многоголосый шепот:
-Сон… Сон… Сонм… Сонм… Сон… Сон – роза… Сон… Роза… так говорили в Персии. Сон - роза… Сон… Сонм… Сон…
И сопротивляться этому, уже не было ни сил, ни желания – Сон… Роза…
Сон первый
Он идет по дышащей жаром, от недавнего дневного солнца, пустой улице. Он жил здесь когда-то. Когда-то очень давно, еще в детстве. Ни каких многоэтажек и новостроев, только маленькие деревянные домишки, разбросанные хаотично, в зарослях хмызняка и ясеня. Растрескавшийся старый асфальт, он не черный как сейчас, он серый, с вкраплениями мелких камушков, как тогда из детства, серый асфальт и мелкие стеклышки, камушки, песчинки, соринки, травинки. Голова Влада была опущена, ноги с трудом переставлялись, а в области сердца что-то ныло, словно кто-то вогнал сжал его в кулак, не желал отпускать. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, каждый вздох с болезненной дрожью. Тихо отдавался, звук каблуков, в воздухе, наполненном мелкой мошкарой и запахом полусгнивших железнодорожных шпал, который доносился сюда из тупикового откоса, где стояли, обрастая мхом, полу сгоревшие, железнодорожные вагоны. Влад остановился, долго стоял, глядя, не понимающим взглядом, на снующих в асфальтной трещине, рыжих муравьев, и силился вспомнить, как он здесь оказался, и куда идет. По пустой проезжей части проехал велосипед - рыжая и курносая школьница, весело смеясь, налегала на педали, а за ней бежала свора бродячих собак, безрезультатно клацая в воздухе желтыми клыками, в попытке достать обнаженные, молочные пятки, юной нимфетки. Все это продолжалось не более десяти секунд, но Влад успел заметить, разорванное в кровь колено велосипедистки, ее развевающуюся на ветру темно-зеленую ленточку, из растрепавшейся косы, он увидел, что у одной собаки, перебита передняя лапа в пястном сочленении, и при каждом прыжке, сустав собаки, не естественно взмывает вверх, хотя должен была опускаться вниз. Вся эта процессия, проплыла практично беззвучно, в воздухе остался только отголосок звонкого смеха, и скрип старого, велосипедного колеса. Влад вышел на проезжую часть, и ощутил ускользающий шлейф запаха, взмокшего от пота юного тела с примесью псарного смрада.
Вокруг было пусто, ни одного человека, ни одной машины. Тихо позвякивая, и робко мерцая, зажглись ртутные уличные фонари, к которым сразу же устремился рой безмозглых насекомых, где и начал отплясывать безумный танец, роняя размытые тени, и хлопающие звуки, ударов крыльев о раскаленное стекло лампы. Влад задумчиво посмотрел вверх, на эту дикую пляску, и медленно опустился на еще теплый асфальт, почувствовал, как под его пальцами рук, пополз липкий гудрон, как он приклеивается срастаясь с асфальтом. Не смотря на всю абсурдность своего положения, ему стало комфортно, и удобно. Недавняя боль в сердце, исчезла, дрожь пропала. Лежа лицом вверх, и наблюдая как по небу ползут тяжелые тучи, он порылся в кармане пиджака и вытащил из него сигареты, не глядя, прикурил от зажженной спички, выпустил облачко дыма, и отбросил догорающую спичку в сторону. В промоине туч, показалась кроваво-красная луна…. Луна? Конечно, ведь уже ночь. Почему она красная? В каком кровавом море она купалась? Почему-то она его раздражала, раздражала всем – своим ликом, своим искаженным мерцанием, своим существованием. Влад сделал последнюю затяжку, и щелчком, отправил окурок в небо, пытаясь попасть в переносицу угнетающей его луны. Окурок назад не вернулся, застряв где-то на полпути в небесной тверди. Но Влад этому не удивился, лишь тихо хмыкнул, мелено поднялся, чувствуя, как с липким шорохом отрывается ткань пиджака и брюк от застывающего гудрона, и побрел дальше…
Так он дошел до своего дома, в котором некогда жил.
Подойдя к двери, он не обнаружил в кармане ключей, да они, в общем, то и не понадобились, дверь была приоткрыта, Влад легонько толкнул ее ногой, она отворилась, и на пороге появился его отец:
-Неужели так трудно, хотя бы раз придти вовремя, - произнес он тоном, не терпящим возражений.
-Я не понимаю тебя, - устало ответил Влад, и попытался просочиться внутрь.
-Совсем мозги пропил, - в голосе отца зазвучали металлические нотки, - может ты забыл, что умерла твоя бабушка, и сегодня ее похороны.
Влад ошарашено присвистнул, замерев от неожиданности на месте, у него было такое чувство, что они ее уже хоронили, и довольно давно, но он не стал перечить своему отцу:
-Я не знал.
-О черт! – взвизгнул фальцетом отец, и, схватившись за голову, выскочил из дома на улицу.
В это же время возникла, взволнованная мать, с ярко-алым пятном, на белоснежном фартуке. В ее руке, сверкал большой разделочный нож, а из кухни, которую она только что покинула, доносился младенческий плач. Она посмотрела в след убегающему отцу, и захлебываясь со слезами, прошептала:
-Не надо, только не сегодня, не нужно все портить… - затем она посмотрела на стоящего в недоумении Влада, и произнесла, - Влад, сыночек, попрощайся с бабушкой, она лежит там, на столе, в зале, твои сестры ее сейчас одевают.
-Может лучше потом, - попробовал возразить он.
-Нет, - истерически завопила мать, от чего Влад отшатнулся в сторону, и затем уже гораздо тише и ласковее добавила, - потом будет поздно, иди прямо сейчас, ведь она тебя так любила.
Мать протянула к сыну руку с ножом, и, обняв его за шею, затряслась от рыданий.
-Хорошо, хорошо, - ответил Влад, пытаясь, освободится от материнских объятий, - я пойду, и прямо сейчас с ней попрощаюсь.
С трудом оторвав от себя, повисшую на шее мать, он направился в комнату, из которой доносились голоса и смех его сестер. Как и говорила мама, бабушка лежала на столе, нелепо скалясь съеденными зубами, в облупившейся потолок. Две родные сестры Влада, Светка и Маринка, одевали на голое старушечье тело усопшей, полупрозрачное, кружевное белье. И тут он вспомнил, что еще за долго до своей кончины, бабушка дала распоряжение в какой одежде ее хоронить, именно в кружевном белье со свадебной фатой. Сестрички Влада тихо хихикнули, когда белоснежный кружевной чулок, порвался на сухонькой, бабушкиной ноге. Светка вскочила с колен, состроила смешную рожицу Владу, и подбежала к стоящей на комоде, шкатулке с нитками. В то время как она вставляла, суровую черную нить, в ушко кривой хирургической иглы, Маринка отчаянно боролась с приступом охватившей ее зевоты, при этом она громко шмыгала носом, и вытирала его о фату, приготовленную для бабушки. Влад немного постоял, но поняв, что процесс с облачением бабушки затянется еще надолго, подошел к гробу, стоящему тут же на полу, и сел в него. Светка, наконец, справилась с непослушной иглой, и, юркнув к мертвому телу, принялась накладывать, грубые стежки, на подобии секционных швов, которыми пользуются патологоанатомы, на шелк чулка, а чтобы ткань не ползла, она прошивала ее вместе с ногой, и каждый, раз, когда иголка погружалась в сморщенную кожу бабушки, сестры буквально давились от смеха, и трясясь, бились головой о стол. Владу все это порядком надоело, и, отвернувшись от них, он лег в гробу, свесив одну ногу за его пределы. Гроб пах свежей сосной, и пыльной обивкой. Изучая изъяны обивочной ткани, Влад услышал, как что-то с грохотом упало, и сестры разразились оглушительным смехом. Неужели это упала бабушка? Он не пошевелился, чувствуя безумную усталость и безразличие к происходящему. Из кухни прибежала мать, к этому времени, плач младенца, доносившийся оттуда, прекратился, и принялась хлестать сестер по лицу грязной тряпкой, а те со смехом, пытались поднять с пола, упавшую бабушку, и положить ее обратно на стол. Потом внезапно все стихло. Стало настолько тихо, что Влад услышал, как бьется муха о стекло, в соседней комнате. Очень медленно, над ним склоняется мать, по ее лицу текут крупные слезы, ее подбородок дрожит, и она начинает бормотать:
-Сынок, это бабушкин гроб, не нужно в нем лежать, бабушка будет сердиться.
-Хорошо, - ответил Влад, поднимаясь, - мама, я тут подумал… я пока пойду, умоюсь.
-Да, конечно, ты сегодня должен быть чистым, ведь это твой день.
Влад, нахмурился, пытаясь понять услышанное, но мать закатила глаза под лоб, и ее рука с окровавленным ножом метнулась к шее Влада, в попытке безжизненно повиснуть на нем. Влад развернулся и спешно направился в душевую комнату, на ходу бормоча:
-Не, сейчас мам, не сейчас…
Душевая была вся мокрая, и повсюду висели клочья грязной пены, наверное, это его сестры, омывали здесь бабушку, и не убрали за собой, ну да ладно. Он подошел и включил воду, из душа вырвалась мощная струя горячей воды, вся комната наполнилась тяжелым, густым паром. Влад не спеша разделся, бросая одежду прямо на пол, и стал под хлещущие струи. Грязь отваливалась с тела кусками, давно засохшей коростой. Чем дольше он стоял под водой, тем большие куски грязи, с плеском падали к его ногам. Когда же он успел так зарасти грязью? Влад взял с полки большой кусок, почти черного хозяйственного мыла, и принялся намыливать им тело. Мыло было скользким и неприятным на ощупь, а само скольжение его по телу, вызывало болезненную дрожь и фриссон. Где-то в области груди, его рука, внезапно провалилась меж ребер внутрь…
-Что за…
Мыло выскользнуло из рук, и он почувствовал под пальцами, что-то теплое, скользкое и пульсирующее. Влад медленно вынул руку из груди, и увидел в своей руке, еще бьющееся сердце. С каждым его сокращением, из аорты, выливалась черная, со сгустками кровь. Его глаза округлились, он стал задыхаться, рука судорожно скользнула внутрь груди, вставляя сердце на место…. Измазывая стены кровью, хватаясь за все что попадается под руку он, шатаясь, добрался до двери, распахнул ее настежь, и провалился в темноту коридора…
-Ты же весь измазался! Как можно было пойти мыться, и так измазаться?! – Мать вопила, фальцетом.
Влад, пошатываясь, сделал два шага, и, протягивая окровавленные руки к матери, произнес:
-Мама, я умираю…
Из комнаты, вышла умершая бабушка, чулок на ее ноге был приспущен, за ней волочилась длинная фата:
-Не нужно на него кричать, - прошамкала она, и попыталась стать между Владом и матерью.
-Мама, идите, лягте в гроб, еще не время! – выкрикнула мать Влада, и толкнула старуху в комнату, от чего та с грохотом упала на пол, и мать в сердцах вновь завопила - вот видишь, что ты наделал!
-Да что здесь происходит?! – дрожащим голосом спросил Влад.
-Бабушку хороним! – зло шикнула мать. Она сделала короткий замах, и запустила во Влада ножом. Нож просвистел возле самого уха, и воткнулся за его спиной в дверь душевой. Из зала послышались тяжелые стоны старухи.
-Мама, прекратите, вы по-человечески даже умереть не можете!
Входная дверь отворилась, и в прихожую вбежал отец, в руке он держал большой кусок свинцовой трубы:
-Дорогая, не волнуйся, сейчас все уладится, - с этими словами, он исчез в комнате, и уже через мгновение оттуда донеслись глухие звуки ударов, протяжных воплей старухи, и причитаний отца:
-Сказано вам, ложитесь в гроб,… ложитесь…
-Да, что ж вы делаете? – закричал Влад. – Что здесь твориться?!
Мать скромно улыбнулась в ответ, и тихо со всей материнской нежностью, произнесла:
-Бабушку хороним… в пятый раз… живучая она у нас, понимаешь?
* * *
-Опять эти фокусы с органами и похоронами? Ну что ж, не плохо, не плохо, - произнес снисходительно Морфей, - но теперь моя очередь…
Сон второй
Анечка сидит на коленях у Влада, сегодня она хороша как никогда. Легкий халатик распахивается на ее груди, и Влад припадает губами к маленьким возбужденным соскам, его окутывает тяжелый аромат дорогих духов, подумать только, она не забыла, что это его любимый запах. Анечка улыбается, и в блаженстве закрывает глаза, ее золотистые волосы, нежно щекочут шею Влада, ее ноготки, легонько впиваются в его спину, сейчас она напоминает, пушистую, мурлычущую от удовольствия кошку.
-Я принес тебе, твои любимые конфеты, - произнес Влад, развязывая пояс на ее халатике.
-Да? – Анька спрыгнула с его колен, - Где же они?
-Зря я это сказал, теперь ничего не будет, пока ты не осилишь всю коробку - там, - Влад безразлично махнул рукой в сторону журнального столика.
Она на носочках, словно балерина, подбежала к большой коробке, в виде сердца, и ловко ее, открыв, засунула в рот сразу три конфеты, при этом испачкав лицо растаявшим шоколадом.
Влад посмотрел на свои руки, и задумчиво спросил:
-Скажи, ты когда-нибудь, считала, сколько у тебя было мужчин?
-Вместе с тобой, милый? – переспросила Аннушка с набитым ртом.
-Нет, меня в этот список, можешь не включать.
Анька, закрыла глаза, и принялась загибать пальцы на руке, не переставая жевать конфеты:
-Шесть или семь, - она пожала плечами, - точно не помню.
-Ну, это не много, для нашего времени, и твоего возраста, - удовлетворенно ответил Влад.
-Что ж делать, если неделя выдалась такой скучной, - она хихикнула, запрокинув голову, но тут же побледнела, и стала хватать воздух ртом, как только что выловленная рыба.
Влад сорвался с кресла, и, подскочив к Анне, с силой стукнул ее кулаком между лопаток. Кусок вишни, в шоколадной глазури, выскочил из ее горла, и упал на белый, персидский ковер.
-Конфеты тебя, когда-нибудь убьют, - произнес озабоченно Влад, поглаживая ее по спинке.
-Нет, - отдышавшись, произнесла Анька, - меня сведут в могилу мужики. - Она коснулась своими шоколадными губами губ Влада, и в этот момент, раздался звонок в дверь.
-Господи, это мой муж! – взвизгнула она, - Скорее, прячься в шкаф!
-Муж? Но…
-Да скорее же ты, он нас убьет… - Анька открыла массивную дверцу дубового шкафа, и буквально впихнула туда Влада, - может еще все обойдется, только сиди смирно…
Уже в шкафу Влад подумал: «Какой муж? Ведь Анька вроде как не замужем».
-Где он? - В комнату ворвался мужик в одних семейных трусах, и с топором в руке. Он был волосатым и сильно смахивал на обезьяну. Все его жесты, и маленькие, глубоко посаженные глаза, злобно сверкающие из-под надбровных дуг, говорили о том, что каким-то чудесным образом, ему удалось обмануть эволюционный процесс, и остаться на стадии развития питекантропа. – Я тебя спрашиваю где он?!
-Там, - тихо пискнула Анька, указывая, пальчиком на шкаф, - только, дорогой, убивай его не здесь, а то ты опять испачкаешь ковер, а он только что из химчистки.
-Стерва! – Завопил Влад из шкафа, - и это твоя благодарность за то, что я для тебя сделал?
-Так будет лучше! – истерически закричала Анька.
Обезьяна с гортанным ревом, подскочила к шкафу, занеся топор над головой, и прорычала:
-Прощайся с жизнью…
Раздался жуткий треск, и Влад почувствовал, что дно шкафа проваливается под ним, унося его в пустоту….
…Влад едет в машине со своим другом, сидящим за рулем. Небесного цвета, «Додж» кабриолет, с глухим урчанием мотора, несется по блестящей от бегущей воды, дороге. Большие лужи, разлетаются под колесами, на миллионы мелких брызг, окатывая сидящих в машине водяной пылью. Дышать тяжело, все насквозь промокло. Влад смахивает рукой, с лица крупные капли, и смотрит, на замершую стрелку спидометра, ее острый наконечник, казалось, прилип к отметке в девяносто пять миль. Он попытался перевести мили на километры, получилось, что-то около ста пятидесяти двух, он не знал, точно ли посчитал, но в любом случае его внутренний голос подсказывал, что ехать с такой скоростью, чистое безумие.
-О чем задумался? – Спрашивает Артур.
-О скорости, - произнес Влад.
-Не о том думаешь…
-Это почему же?
Артур пожал плечами. Прошло время, ехали молча, стрелка спидометра падать и не думала, дорога по-прежнему была мокрой.
-Представляешь, купил вчера себе бритву, - произносит Артур, - не бреет ни хрена, тупая она что ли?
-Покажи.
-Вот, - Артур достал из внутреннего кармана пиджака, футляр, обтянутый черным бархатом, и протянул Владу, - ею даже суицида не совершишь, в общем, похоже, что меня надули.
Влад взял футляр из рук Артура, и осторожно его открыл. Она лежала на красном атласе, холодная сталь, тускло поблескивала, отражая в себе тяжелое небо. Она была красивой, и гипнотизирующей. Вынув бритву из футляра, Влад осторожно проверил ее остроту, вначале на ногте, а затем на пальце. Лезвие легко скользило, не оставляя видимых следов на коже:
-Да, суицидом здесь и не пахнет, - Влад легонько приложил холодное лезвие бритвы к своему запястью, и с силой на него надавил. Кровь хлынула фонтаном, ни боли, ни страха, будто перерезал горло беззащитному теленку.
-Ого, - воскликнул Артур, - значит, она все же на что-то годится. Дайка мне ее, может, когда еще понадобится. Да и останови кровь, не хватало, чтобы ты измазал весь салон.
-Чем же я ее остановлю, у тебя аптечка хоть есть?
-Издеваешься, это же новая машина, откуда здесь взяться аптечке? Присыпь землей.
-По открытой ране, да сырой землей? – Владу это напомнило слова из песни.
-Именно, я всегда так поступаю, - произнес спокойно Артур.
Влад зажал кровоточащее запястье, правой рукой:
-Может, остановимся, и решим эту проблему?
Артур отрицательно покачал головой:
-Нельзя, мы и так опаздываем.
-Опаздываем?
-Все давно уже там, а мы еще здесь.
-Не понимаю…
-А чего здесь понимать, сиди и наслаждайся, в конце концов, это должно было случится.
Влад осторожно разжал руку, и посмотрел на запястье – раны не было, крови тоже, лишь обрывок сизой вены, болтался безвольной пульсирующей трубочкой. Он подцепил ее ногтями пальцев, и попробовал потянуть. Вена вылезла сантиметров на десять и застопорилась. Тогда Влад намотал ее на палец, и с остервенением дернул, рывок отозвался резкой болью в плече.
-Черт! Вот вляпался! – прошипел Влад.
Артур молча ухмыльнулся и, достав сигарету, закурил.
-Да останови же ты машину!
-Хватит придуриваться, - произнес Артур.
-Остановись!
-Ну, уж нет, я тебе еще не показал, на что способна эта малышка, - с этими словами Артур утопил педаль акселератора в пол.
Уснувшая стрелка спидометра, дернулась, и резво поползла к отметке «150». Артур посмотрел на Влада и, отпустив руль, произнес:
-Приготовься…
Влад закрыл руками глаза. Свист ветра, рев двигателя, жуткий звук удара и скрежет сминаемых металлических конструкций – все смешалось в единую кучу, сплелось в целое, залезло своими длинными щупальцами под кожу…
Влад на силу выбрался из груды покореженного металла небесно-голубого цвета. Артур сидел на земле, спиной к «убитой» машине, и задумчиво смотрел на темную воду реки, плещущуюся у самых его ног.
-Какого… Что все это значит? – произнес Влад.
-Мне нужно на ту сторону.
-Совсем спятил?
Артур поднял руку, давая знак, чтобы Влад замолчал:
-Слышишь? Прислушайся.
Влад весь напрягся. Сперва он ничего не услышал, только обычный для леса гомон птиц, шорох травы, и шум листьев. Потом в этом многообразии звуков, выделился один, до наслаждения знакомый и далекий, он доносился с противоположного берега – это был смех, смех юной девушки. Влад попытался вспомнить, где он слышал его раньше, но все его усилия были бесплодны.
-Ты слышишь ее? – Спросил Артур.
-Да. Но я не могу понять кто это.
-Она пришла за мной, ей нужен я, она зовет меня…
-Кто это?!
-Слишком много вопросов, и мало действий, - Артур отбросил в сторону сигарету, и поднялся с земли, - извини, она меня ждет.
С этими словами он вошел в воду по колено, затем обернулся, уныло улыбнулся Владу и, бросившись в реку, с ожесточением, поплыл к другому берегу.
-Артур, что ты делаешь?! Вернись!
Но на этот крик, он лишь быстрее заработал руками.
-Артур!
Внезапно все стихло.
-Он правильно поступает, не нужно его останавливать, - услышал Влад, чей-то голос над самым ухом.
Он резко обернулся. И сразу же вспомнил, кому принадлежал этот смех, его обладательница стояла перед ним, это она ехала на велосипеде с эскортом, из своры собак.
-Ты здесь… но…
Она рассмеялась, и ее смех послышался с противоположного берега. Влад повернулся к реке и, сложив руки рупором, прокричал:
-Артур, вернись, она здесь!
Но его собственный голос, оказался тихим, будто кто-то в рот запихнул кляп.
-Ш-ш-ш… - она приложила свой пальчик к его губам, - еще немного.
-Немного что?
-Смотри сам.
На воде, рядом с плывущим Артуром, образовалась большая воронка, она подхватила его, вовлекла в свою круговерть, и вскоре голова Артура, со слабым стоном исчезла под водой. В тот же миг воронка сгинула, и вода вновь стала спокойной.
-Нет, - прошептал Влад, - нет…
С наворачивающимися на глаза слезами, он обернулся, но рядом уже никого не было. Примятая трава, в месте, где недавно стояла юная особа, медленно распрямлялась, умолкшие так неожиданно птицы, вновь робко, и как бы нехотя, защебетали, появился шелест листвы, шум волн…
Влад закрыл глаза, до боли сжал кулаки, и медленно сделал шаг в сторону реки…
* * *
-Похоже, что ты делаешь успехи, - произнес Гипноз, - или я тебя раньше недооценивал.
-Надеюсь, ты согласишься, что все было честно, - Морфей выжидающе посмотрел на Гипноза.
-Более чем, не знаю, но мне понравилось.
-Понимаешь, с органами и прочей дребеденью, играть скучно, это всего лишь животные страхи, они их чувствуют каждый день, гораздо интереснее, найти то, что покоится в их подсознании, - Морфей улыбнулся, - и кажется, мне это удалось.
-Ну не на сто процентов, - возразил Гипноз.
-Не спорю с тобой, но все же…
-Я понимаю, что, говоря про человеческие органы, ты запустил камень в мой огород, но низменные страхи первичны…
-Ладно, - Морфей потер руки, - так на чем это мы остановились?
-Сейчас моя очередь, - Гипноз сощурился, и на его губах появилась улыбка.
Сон третий
…Высотка упирается в небо и скребет его своею крышей, протыкая зольную массу тяжелых туч, они уже на уровне пятьдесят шестого этажа, тычутся в окна, липнут к стеклам, вскипают, пытаются просочиться внутрь палаты, в которой лежит Влад. Запах медикаментов повсюду, он въелся в стены, впитался в одежду, тяжелый и почти осязаемый, в гулком свете бактерицидных ламп. Влад лежит на жесткой койке-каталке, и безразлично смотрит в потолок, по которому медленно ползет рыжий, полуживой таракан:
-Неужели тебя это ни как не волнует и не беспокоит? – Спрашивает маленький, сухенький, старичок, в белом халате, поправляя подушку под головой Влада.
Влад молча, отрицательно качает головой.
-Хм, а зря, синоптики обещали на сегодня ураган.
-Вы думаете, что это здание не выстоит?
-Выстоит или не выстоит, в любом случае, я сейчас еду домой, и если синоптик не солгали, пережду бурю в подвале. Во время всяких катаклизмов, я предпочитаю находиться поближе к земле, - старик улыбнувшись похлопал Влада по коленке, - но ты не впадай в панику, мы платим синоптикам, за то, что они ошибаются в семидесяти случаях из ста.
-Весьма обнадеживающе, - безразлично ответил Влад.
-Не то чтобы очень, но.… Да, хочу тебя предупредить, весь медперсонал пришлось эвакуировать, да и больных собственно тоже, сам понимаешь, чрезвычайное положение, и все такое, не хватило места только тебе и пациенту из соседней палаты. Ты должен понять меня правильно – вы все равно безнадежные…
Влад болезненно улыбнулся:
-Я все понимаю.
-Ну, вот и славно, бог даст и все закончится…
-Уже сегодня, - продолжил Влад, за внезапно замолчавшего старика.
-Нет, - на распев протянул тот, - я хотел сказать благополучно.
Врач посмотрел на часы, с конвульсивно дергающейся минутной стрелкой, застрявшей между двух делений, висящие прямо над входом в палату, они как и всегда показывали без пяти пять.. Влад проследил за его взглядом и хриплым голосом спросил:
-Скажите, а, сколько мне осталось?
-Видишь ли… - старичок перевел взгляд на Влада, а затем вновь посмотрел на часы, и после паузы продолжил, - видишь ли, это зависит от ряда субъективных причин, и наш с тобой разговор может весьма затянуться, а время уже позднее, давай отложим его на потом… на завтра… если будем живы…
Влад отвернулся от старика к стенке, пытаясь скрыть набежавшие на глаза слезы жалости к самому себе.
-Пожалуй, что-то засиделся я у тебя, - старик с большим трудом и хрустом в суставах поднялся со стула, и, бормоча себе под нос непонятную тарабарщину на латыни, вышел из палаты, осторожно и тихо, прикрыв за собой дверь. Его шаркающие, удаляющиеся шаги, были еще слышны какое-то время, но потом стихли в глубинах коридора. Влад обвел глазами, уже привычную обстановку палаты, и его взгляд остановился на шестигранном окне, он приподнялся на локте, стараясь разглядеть хоть что-нибудь, за пеленой плотных туч и неожиданно она спала, подобно сдернутой, невидимой рукой ткани, и перед его взором, открылась необъятная панорама ночного города, залитого неровным светом, мерцающих огней. Влад поднялся с кровати и, подойдя к окну, прислонился лбом о толстое стекло. Долго стоял, глядя, как постепенно гаснут огни в домах, как проносятся редкие пожарные машины с включенными мигалками, разъезжается парк скорых. Через некоторое время, недавнее море огней поредело, и превратилось в одинокие островки тускло-светящихся глаз, сбившихся в стаи, диких собак. На душе было грустно и не спокойно, Влад все больше поддавался соблазну, разбить окно табуретом, и бросить собственное тело к подножью небоскреба, тем самым ускорить и без того приближающийся конец. Лампа в палате, начала мигать, вначале редко, затем все чаще, заставляя отбрасывать предметы, уродливо-вытянутые тени, пока со звоном не лопнула, источая, горячие пары ртути. На мгновение стало абсолютно темно, затем как бы нехотя, зажегся грязно-красный, аварийный свет. Влад сделал глубокий вдох, и во рту сразу же появился металлический привкус, в горле запершило, он улыбнулся сам себе, и, отойдя от окна, принялся мерить палату шагами. Тихо… слишком тихо, слышно только как завывает ветер, и стонет ему в унисон в соседней палате незнакомый, собрат по несчастью. Влад остановился, его взгляд уперся в стену, где-то за ней лежит такой же, как он, всеми брошенный и безнадежно больной человек, может, стоит пойти к нему, и скоротать последние минуты их жизней вдвоем? Хрустя, осколками тонкого стекла, лопнувшей лампы, Влад подошел к двери, ведущей из палаты в коридор, и медленно повернул ручку…
Коридор удлинился, подобно нескончаемой кишке диковинного создания, пронизывающий сквозняк, треплющий выгоревшие занавески на окнах, шорох исписанных бумаг, кружащихся по полу… дверь в соседнюю палату, находилась рядом, на ней красовалась большая табличка: «Комната эвтаназии». Дверной замок, звонко щелкнул, дверь отворилась, и внос сразу же ударил, тошнотворно-сладкий запах разлагающейся плоти, гниения и нечистот. Ранее, заглушаемые стенами, слабые стоны, превратились в агонизирующие предсмертные вопли. У Влада закружилась голова, но он сделал шаг внутрь. Тело больного, сплошь было укрыто простыней, из-под которой выглядывала только женская рука, с множеством источающих сукровицу, язв. К руке тянулся тонкий, прозрачный капилляр капельницы, он переплетался с кучей других разноцветных трубочек, и заканчивался, большим, пятидесяти миллиметровым шприцем, укрепленным на передвижной стойке, рядом с кроватью и, наполненным жидкостью, цвета денатурата. Кровать была окружена веревочным барьером, с предупреждающей на нем табличкой: «Неизвестный, смертельный вирус!!! Работать, только в средствах индивидуальной защиты!!!». Тело под простыней еще сильнее забилось в конвульсиях, до ушей Влада донесся судорожный хрип. Ему захотелось уйти, оставить все как есть, и исчезнуть, понятно что скоротать последние часы жизни за беседой не получится, и он в последний раз бросил взгляд на койку, и тут заметил то, что его остановило, в ранее принятом решении. Из-под простыни, на подушку, выбился рыжий локон, влажных волос. Конвульсия и хрипы, прекратились, тело под простыней стало неподвижным, словно из него только что ушла жизнь. Не единого движения, ни одного звука. Влад в нерешительности, протянул дрожащую руку, и резким движением, сдернул простынь с тела. Его догадка оправдалась - эта была она. Ее обнаженное тело, было покрыто гноящейся коркой, растрескавшиеся от высокой температуры, губы, обнажили белоснежный оскал ровных зубов, мутные белки, приоткрытых, закатившихся глаз, взмокшие от пота, разметавшиеся по подушке волосы…
-Да кто же ты такая, черт побери! - прокричал в сердцах Влад.
Голова девушки дернулась, ресницы затрепетали…
-Кто ты такая? – срывая голос орал Влад.
Ее грудь стала учащенно вздыматься, из горла донесся хрип, глаза раскрылись еще больше, и выкатившись из-подо лба, ее расширенные зрачки впились в лицо Влада.
Он попятился назад, пока в спину не уперлась стойка со шприцем.
-Что тебе от меня нужно? Почему ты меня преследуешь?
Девушка попыталась слабо улыбнуться, и по ее подбородку, из уголка рта, побежала тонкая струйка вязкой крови, вперемешку с пузырями слюны.
Влад нащупал рукой стойку с инъекцией позади себя, и не отрывая взгляда от больной, перекатил установку, вперед, пытаясь загородиться от рыжеволосой девочки. Свободная рука, легла ладонью на поршень шприца.
-Ты больше меня не побеспокоишь, - произнес он.
-Давай, - еле послушным языком прохрипела девушка, - Сделай это… что же ты медлишь?
Влад в нерешительности замер.
-Ну же!!! – оглушающе взвизгнула девочка, подскочив на кровати.
Влад с силой надавил на поршень, и фиолетовая жидкость по капилляру устремилась к ее вене. Где-то в коридоре послышался многоголосый вой собак. Он отшатнулся от стойки, словно только осознав, что совершил большую ошибку. Раздался оглушительный грохот, здание закачалось, унося пол из-под ног, и Влада швырнуло к стене. Все вокруг продолжало раскачиваться, оконное стекло треснуло, и через мгновение разлетелось тысячью мелких осколков, пропуская в палату, тяжелые удары бушующего снаружи урагана – десятки черных смерчей крушили и пожирали ночной город.
Вой из коридора нарастал, стая приближалась. Влад вскочил на ноги и выбежал из палаты, и уже за спиной услышал, то что заставило его замереть на месте - звонкий, девичий смех. Оглянувшись, он, увидел, как вскипая, лопается молочная кожа юной рыжеволосой нимфетки, как с хрустом выворачиваются суставы, и ее грудь взрывается кровавым фонтаном… и снова вой, долгий, протяжный, уже совсем рядом, почти над ухом, от которого холодеет все внутри, завязывая кишки в узел. Уже слышится цокот когтей по кафелю, уже чувствуется собачий смрад… Влад упал на колени и, зажав уши руками, закричал:
-Господи! Господи! Господи!
Сердце гулко выбивало в груди, лихорадочный ритм, вот этот момент, которого он так боялся, и ждал. Вот он! Влад бессильно опустил руки…
-Господи… прости… - прошептал он.
И вдруг им овладело безразличие… пусть все что угодно, пусть весь мир в это мгновение слетит с катушек, он останется здесь, в ожидании приближающейся, всепожирающей собачей стаи…
* * *
-Без комментариев, - произнес Морфей, - насколько я понимаю, в этот раз мой, ход последний.
-Интересно, что ты сможешь предложить, на этот раз, - Гипноз скрестил руки на груди, и устремил свой взгляд в пропасть.
Сон четвертый
…Стены, пол, потолок, кажется, что они никогда не кончатся. Влад не помнил, как сюда попал, не знал, что он здесь делает, и почему все это с ним происходит. Все попытки отыскать в этом сплетении коридоров и тоннелей, выход, были безуспешными, когда казалось, что выход находится за следующим поворотом, там стояла глухая стена, с подтеками крови, из разбитых лбов, прежних скитальцев этого лабиринта. Никого, ничего вокруг, только звук собственных шагов, тяжелого дыхания, и изредка откуда-то сверху, издевательски звонкий девичий смех, а где-то за спиной собачий вой. Ноги превратились в две непослушные окровавленные культи, руки покрылись толстым налетом, грязной и липкой паутины, глаза перестали различать, ответвления и перекрестки, упершись в очередную стену, Влад попросту методично бился лицом о камни, пока не почувствовал боль, и не осознал, что это снова тупик.
Он опустился на пол, нет больше сил, сопротивляться, хочется забиться в угол, и покорно приняв выпавший ему жребий, ждать, когда оголятся кости, истлеет одежда, стать немым и зловещим указателем безнадежности, для последующих скитальцев. Зубами по плотно пригнанным друг к другу камням, цепляясь обломками ногтей, практически на ощупь, Влад продвигался к самому центру сонной паутины, сотканной из неподъемного гранита страха…
Пробуждение
Влад резко открыл глаза… Темно и тихо.… В память вернулись воспоминания об увиденных снах.
-Сколько же я проспал? – произнес Влад, задавая вопрос сам себе. Голос показался, придавленным, не смотря на то, что достаточно громким. Его правая рука, выскользнула из-под атласной материи, и устремилась к заспанным глазам, по пути больно ударившись, обо что-то твердое вверху:
-Черт… - рука замерла, не дойдя до глаз, и вернулась к месту соприкосновения. Под ладонью оказалась, гладкая и узкая поверхность, обтянутая все тем же атласом. В мозг, медленно закралась страшная догадка, он принялся лихорадочно шарить руками по всем сторонам, но они натыкались на все то же закрытое, твердое пространство. С каждой секундой, дышать становилось тяжелее, появился острый запах сырой земли.
-Нет, этого не может быть… так не должно быть… я же живой! За что?! – Слезы крупными каплями, катились по лицу Влада, смешиваясь, с выступающим потом, появилась отдышка, в глазах замелькали зеленые вспышки, в ушах засвистело, бессознательно, разрывая ногтями пыльную обивку, он уперся руками, в нависающий над ним, узкий потолок, и из последних сил, попытался его сдвинуть…
…Собака с перебитой лапой, лежит возле свежей могилы, до ее слуха, доносится глухой стон, исходящий из-под земли, ее уши поднимаются, она напрягается натянутой струной, начитает вилять хвостом, но потом безразлично опускает морду на лапы и продолжает лежать. Ее глаза, смотрят на выбитую, на камне надпись: «Влад Каземирович Ивановский. 03.11.1956 – 25.05.1986гг. Умер во сне, легко и спокойно».
* * *
Сфера, наполненная кипящей синевой, медленно летит в пропасть, Морфей провожает ее долгим взглядом, вздыхает и произносит:
-Скучно, Гипноз.
-Еще как, - отвечает тот, - просто скукотище…
осень 2002 г.