...Щепотка трепета и шелест высокой, луговой травы, жаркий шепот страсти: "Да... да... вот так... еще...", прохлада прозрачных ручьев, стекающих с малахитовых гор, неугомонное пение утренних птиц, и мурлыканье кошки, звук сверчка и раскаты цикад, первый луч восходящего солнца и последний отблеск зари, светом звезд, сияньем луны, теплым дождем, и пронзающей вьюгой, дрожанием век, взлетом ресниц, нежным теплом моих губ, грубой силой ласкающих рук, зажженной свечой у пустого окна, разбитой хрустальной мечтой, осколками ее самого дна, слезами, мечтами, уходящими и приходящими, тех кого не вернуть, и кто непременно вернется, кого не забыть, и те кто давно уж забыт, любимыми и сверх меры любимые, негой плоти и сладким страданьем любовных мук, брезжащий свет синего неба, и влажных глаз изумруд, неловких косаний друг друга, торопливых признаний нить, прорыв из порочного круга, и желание просто быть...
Пока ты спишь, я придумываю тебе сны... Я хочу чтобы они были отличны от обыденной жизни, и как в детском калейдоскопе отдельные цветные стеклышки, эти осколки мечтаний и желаний, складывались в одну потрясающую картину. Мы проживаем две жизни - одну когда бодрствуем, другую когда спим. И еще не известно, какая из них длиннее и насыщеннее.
Сны расцветающей девочки подростка, отличаются от снов увядающего мозга старика, так же как распускающийся тугой бутон тюльпана, отличается от засохшей ветки полыни, за бабушкиным ковром. Торопливый топот маленьких ножек, по половицам нагретым солнечными лучами, сквозь сверкающие полосы света, искрящиеся вспыхивающими пылинками. Сквозь мозаику фосфенов, от того что усиленно тер глаза, желая проснуться и вдохнуть этот мир полной грудью, впустить его в себя, отдаться ему, и желать быть изнасилованным, взятым силой, помимо твоей воли, чтобы этот безудержно прекрасный мир, заставлял тебя жить и дышать, когда каждый вздох как первый, а каждый поступок как последний.
Петрикор, озон и цветущая пеной сирень, у крыльца твоего майского дома...
Пока ты спишь, я придумываю тебе сны...